не вылезал. Зачем такому поклоняться? Разве хороших богов мало? Минерве, вон, молись или Весте…
– Ах, вот вы об чем, Птолемей Квинтович, – успокоилась Клавочка, поняв, что милый друг просто религиозно неграмотен. – Ну, будет время, мы с вами потолкуем… – И вдруг встревожилась: – Придешь сегодня? Или опять в своей казарме порядок наводить будешь?
Птолемей Прист вздохнул.
– Уезжаем мы завтра, – сообщил он печально. – На состязания.
Клавочка даже остановилась.
– Как это – уезжаете? Куда?
– Соревнования будут, – сказал центурион. – Стрельба из лука, гимнастика, метание копья, бег на разные дистанции. Федор игре особой нас обещался научить. Футбол называется.
– Это все Митрофан Николаевич придумал! – со слезами догадалась женщина. – Чтобы ты ко мне не ходил. Ревнует старый пень! Сколько раз он ко мне со всякими соблазнительными предложениями подкатывался! Пудры французские дарил! Вот козел лысый!
Клавдия и еще грубее выражалась, нанося непоправимый урон авторитету партийного руководителя, но центурион успокоил женщину, положив тяжелую руку на ее хрупкое плечо.
– Нет такого, кто воспрепятствовал бы нашей встрече, – сказал он. – Не родился еще такой, а если и родился, то долго не проживет!
– Да вас же в «Орленок» повезут, – всхлипывая, догадалась Клавдия. – Или в который имени Дзержинского… Это ж пятнадцать километров от Бузулуцка!
Центурион, уже знакомый с бузулуцкими мерами длины и веса, мысленно перевел километры в стадии. Выходило немалое расстояние, но терпимое.
– Не плачь, – снова сказал он. – Я к тебе ночью буду прибегать!
Последние слова Клавдия оценила по достоинству. В самом деле, много ли найдется мужчин, которые, целый день прометав копья и про-состязавшись с другими мужчинами в беге и умении махать кулаками, будут способны, а главное – будут иметь желание отправиться в пятнадцатикилометровый путь, чтобы встретиться с женщиной, которая жаждет отнюдь не разговоров и бесед при ясной луне, а под утро отправиться в обратную дорогу, чтобы с первыми криками петухов уже оказаться в кругу друзей и товарищей?
Тут мне, конечно, могут возразить, что подобный героизм свойствен не только доблестным римлянам, но и русскому мужчине. Мне, конечно, напомнят армейские самоволки, когда за ночь дважды – туда и обратно пересекались обширные местности в зоне пустынь или полупустынь. Не спорю, дорогие товарищи, но согласитесь и вы, что в таких марш-бросках кроется благородное и святое безумие, достойное настоящего мужчины.
Пока русская женщина с гордым мужским именем Клавдия убивалась из-за разлуки с центурионом Птолемеем Пристом, комиссия из области уже была на подступах к Бузулуцку.
Всегда и везде комиссии почему-то формируются из любителей халявы.
Язвенники и сердечники в командировках преображаются – при одном только намеке на халяву болезни отступают, глаза командированных начинают блестеть, и в общении с народом командированные становятся значительно