с волосатыми руками, схватили Лютикова и потащили его в стационар для больных, а потом туда прошли врачи из все-таки приехавшей «скорой помощи». Лютикову спиртом протерли ногу, словно это не нога была, а колбаса на складе, а когда кровь смыли, то увидели только длинный и неровный белый шов от колена до паха. И врачи спросили Лютикова: «Болит?» – «Ничего у меня не болит!» – сказал Лютиков и свесил с кровати грязные ноги с размытыми следами крови на коже. У него и в самом деле ничего не болело, только покачивало его, уж слишком много крови из Санька вытекло.
Но все обошлось, а Лину начали расспрашивать врачи, но не слишком долго – все-таки работали они на «скорой помощи», поэтому им надо было спешить на очередной вызов. Они посмотрели место, где Лютиков напоролся на стамеску, покачали головами и заторопились к больному, у которого был сердечный приступ.
Вот тогда директриса Вера Ивановна и сказала во всеуслышание:
– Говорили же мне – ведьма!
И все в интернате стало иначе. Нет, девчонки и мальчишки не стали относиться к Лине плохо, но теперь они с ней общались как со взрослой – настороженно и беспокойно, словно своей уже не считали. Взрослые тоже на Лину посматривали опасливо – черт знает, что эта девчонка выкинуть может: одних на тот свет отправляет, других – с того света вытаскивает! Это они про Лютикова, врачи в областной больнице сказали, что после такой потери крови взрослый человек не выживает, а уж мальчишка – подавно. Только учительница биологии продолжала относиться к Лине с прежней ровной теплотой. Иногда – особенно в дни, когда вообще становилось невмоготу, подходила к ее парте и накрывала ладошку девочки своей теплой ладонью. И сразу Лине становилось теплее и спокойнее.
– Никого не слушай, – сказала Татьяна Сергеевна. – Слушай себя. Люди – дураки, они всегда боятся непонятного.
Легко сказать – слушай себя!
Тут Седик по вечерам надоедал: и где ты есть, и когда приедешь, и тут без тебя скучно, и стрекозы бестолковые летают, прошлогодней клюквой и брусникой кидаются, хоть на каникулы приедешь, или у вас в интернате и каникул не бывает? Каникулы в интернате должны были начаться в конце мая. Только Лина не знала, приедет ли за ней мать или, как Лене, ей все лето придется бродить по интернатскому двору. Шибко заняты были родители Лены, им за выпивкой некогда было родную дочку навестить. За всю зиму один раз приезжал ее отец, привез Лене кулечек с мятными леденцами. Был он полный и печальный, а лицо у отца Лены было опухшее такое, и волосы на бровях пучками в разные стороны растут, а нос весь в синих прожилках, и из него тоже волосы торчат. Сидел и наставлял дочку вести себя правильно и учиться хорошо, а уже под самый конец огляделся, будто воровать собрался, и сунул дочке какой-то сверточек, и сразу на выход пошел, словно стыдно ему стало.
А потом девочки сели на скамеечку у стадиона, развернули красную тряпочку и увидели, что в нее завернута деревянная кукла, только какая – Лина никогда еще таких кукол не видела. В сельпо продавались какие-то пухлощекие