преподавателей, я вам уже говорил. Но не женитесь на ней, даже если она достаточно раскиснет, чтобы согласиться; у вас ничего не выйдет. Вам обоим опостылеет этот брак, не пройдет и двух лет. Нет, не переживайте за Марию: она умеет управлять своей жизнью и благополучно переболеет вами. Это вам надо вернуться в колею. Если вам и следует искупить грех, это искупление должно относиться к вашей жизни.
– Но как? О, я понял, вы имеете в виду епитимью?
– О, это хорошее средневековое мышление.
– Но что именно? Я могу, конечно, подарить церкви при колледже какую-нибудь утварь из серебра.
– Плохое средневековое мышление. Епитимья должна быть болезненной.
– Тогда что же?
– Вы на самом деле этого хотите?
– Да.
– Я дам вам старый испытанный рецепт. Кого вы ненавидите больше всего на свете? Если вас попросят назвать одного врага, кто это будет?
– Маквариш!
– Я так и думал. Тогда в качестве епитимьи пойдите к Макваришу и расскажите ему все, что только что рассказали мне.
– Вы с ума сошли!
– Нет.
– Меня это убьет!
– Не убьет.
– Он всем растреплет!
– Вполне возможно.
– Мне придется уйти из университета!
– Вряд ли. Но вы сможете в течение года или около того носить на плаще красивую красную букву «А»[50].
– Да вы шутите!
– Вы тоже. Слушайте, Клем. Вы приходите ко мне, ожидая, что я сыграю для вас священника, и вымучиваете из меня епитимью, а потом отказываетесь ее выполнить, потому что вам будет неприятно. Вы настоящий протестант; ваше кредо: «Прости меня, Боже, но, ради Бога, никому не говори!» Вам нужен священник помягче. Попробуйте Парлабейна: вы его содержите, так что он, можно сказать, у вас в кармане. Идите исповедуйтесь ему.
Холлиер встал.
– До свидания, – сказал он. – Вижу, я очень ошибся, придя к вам.
– Клем, не будьте ослом. Сядьте и выпейте еще.
Он выпил – еще одну большую порцию виски.
– А вы знаете Парлабейна? – спросил он.
– Не так хорошо, как вы. Но в студенческие годы я с ним довольно часто виделся. Приятный парень, очень остроумный. Потом я потерял его из виду, но думал, что мы все еще друзья. Я все жду, что он зайдет повидаться. Я не хотел сам его приглашать: при сложившихся обстоятельствах это может его смутить.
– При каких это обстоятельствах?
– В студенческие годы он все время смеялся надо мной за то, что я хочу идти в Церковь. Вы же помните, он был Великим Скептиком и не мог понять, как это я могу быть верующим христианином перед лицом здравого смысла или того, что он считал здравым смыслом. Так что я чуть не упал со стула, когда несколько месяцев назад получил от него письмо: в письме говорилось, что он монах в Ордене священной миссии. Такие перевороты случаются нередко, особенно в среднем возрасте, но от Парлабейна я такого никогда не ожидал.
– И он хотел покинуть орден.
– Да, он об этом и написал. Просил помощи, и я ему помог.
– То есть вы послали