прислоненные к алтарю дробовик и плазму, бегом к тайному входу. Метрах в пяти он него плавно замедляюсь. На колено. Дробовик на пол, плазма в обе ладони, большой палец на рычажке предохранителя.
– Олег, тут что-то есть.
– Что?
– Стена рыхлый. Ее кто-то разбирать…
На плечо телепортировался Борис. В передних лапках остатки сыра, смотрит на секретный вход, но сыр продолжает уменьшаться от надкусов.
Самообладание Бориса осадило мою панику, но сердце бьет в ребра часто, на лбу испарина.
– Мы мочь здесь укрыться.
– Времени нет!
– Разобрать стена!
– Стефан, они близко, валим!
– Мы не сбежать!!!
– Да шевели ты зад… Ох, ты ж мать!
Под грохот лап и хор звериного рева грянула автоматная очередь, яростный вопль стрелка, очередь заглохла, за ней пара одиночных выстрелов. Отчаянный мат удаляется вправо.
Зато слева растет стадный топот, некрополь начал трястись, с каменной пробки входа осыпаются камушки, плиты выпячиваются, кладка рискует обрушиться и разоблачить убежище.
Что за монстры? Судя по реву, волкоршуны, но топот грузный, будто стадо слонов…
Грохот постепенно стихает, удаляться туда же, где исчезли голоса людей. Кладка выдержала, хоть и перекосило ее страшно. Я уронил голову на грудь, со лба сорвались капли. Палец с предохранителя убрался.
– Кажись, пронесло…
Я покосился на Бориса, улыбнулся его невозмутимости, тот как раз доел сыр, облизывает лапки, умывается.
Сзади звякнуло.
Я резко обернулся в широкой боевой стойке, штык плазмы вперед. Но секундами позже выпрямляюсь, беззлобный плевок под ноги. Усмешка.
Детеныш забрался на алтарь, его привлек кусок сырого мяса, тому не нашлось места на вертеле, и детеныш, пока грыз, опрокинул металлический бокал с квасом.
Я поднял с пола дробовик, усталые шаги к алтарю.
Этого непоседу надо согнать, только так, чтобы не перевернул остальное.
– Борис, напусти на него сонливость, – попросил я смыша.
Но тут…
Я замер.
Алтарь… начал светиться! Аура синевато-белого света окружила его по контурам. Так же засиял и склеп. Крыша, колонны, дверь, стены, письмена на стальных поверхностях…
Свет отслоился от букв, призрачные символы плывут к алтарю, окружают детеныша, он внутри красивого вихря, озирается настороженно. А зубы не выпускают мясо, угрожающее ворчание, мол, не отдам…
Воздух наполнился многоголосным шепотом:
«Невинное дитя… Дитя, невинное дитя… Невинное!..»
Голоса, мужские и женские, накладываются друг на друга, кто-то шепчет смешливо, кто-то с благоговейным трепетом, а я пытаюсь сообразить, что, Арх подери, происходит…
– Елки зеленые…
Схватился бы за голову, но ладонь занята дробовиком. Я приложил ко лбу ружейное цевье.
В тексте на склепе читал, что мятежного принца пробудит от вечного сна невинный ребенок. Но не было речи, что ребенок должен быть непременно человеческий. А что до невинности, так для такой кровожадины, как бронтера,