сожалению, автору не удалось обнаружить ни одной фотофиксации жилых интерьеров детских комнат дочерей Николая II на первом этаже Зимнего дворца. При этом Александра Федоровна много фотографировала, и главной темой ее фоторабот были собственные дочери.
Складывается впечатление, что дети больше находились на половине родителей, чем в своих штатных комнатах. Так, на одной из фотографий мы видим детскую плетеную мебель в спальне императорской четы на втором этаже. Да и в хранящемся в ГАРФе альбоме за 1899 г. все фотографии детей сделаны на половине родителей.
Формирование мемориальных зон Зимнего дворца
Традиция формирования мемориальных комнат в Зимнем дворце ведет свое начало буквально с первых дней его существования. После гибели Петра III часть его покоев немедленно приобрела некое памятно-мемориальное значение. Под «неким» имеется в виду то, что на личной половине убитого императора даже при смене хозяев комнат сохранялось их первоначальное название, но вещи погибшего императора, конечно, никто не хранил.
После смерти императрицы Екатерины II дольше всего в неприкосновенности сохранялись ее Зеленые, или Китайские, антресоли, из которых в буквальном смысле вырос Императорский Эрмитаж. Эти комнаты погибли во время пожара 1837 г. Также вплоть до пожара 1837 г. сохранялась «мыленка» императрицы, где Екатерина II проводила время со своими фаворитами.
Судьба личных вещей из комнат императрицы сложилась по-разному. Сначала из комнат изъяли все драгоценные вещи. Часть из них оказалась в новой Бриллиантовой комнате, на половине императрицы Марии Федоровны, часть – в Галерее драгоценностей, часть «пошла по рукам». Часть личных вещей Екатерины II попала в дворцовые кладовые.
В основном в дворцовых кладовых скопилась одежда и обувь императрицы. Когда в 1826–1827 гг. Николай I начал «чистить» Зимний дворец, то он добрался и до кладовых. Тогда хозяйственники представили молодому императору обширные реестры с перечнями личных вещей императрицы. Чего только не было в этих реестрах: и три «зубочистные» щетки с серебряными ручками, и чей-то «зуб костяной». Особенно впечатляет перечень сундуков с одеждой императрицы. Так, в трех сундуках хранились 875 «корсетов или шнуровок разной шелковой материи, в том числе некоторые из парчи, негодные к употреблению». В девяти сундуках были уложены 2170 пар «башмаков из разной шелковой материи, обшитых золотом и серебряным галуном, и парчою шитые золотом <…> к употреблению негодные». Еще в двух сундуках лежали 140 пар «сапогов мужских к употреблению негодных». В других сундуках хранились зонтики и веера в огромных количествах и в основном «негодных к употреблению»[138]. Этот «скромный» перечень показывает, что сведения об огромном количестве платьев и обуви, принадлежащих русским императрицам, не являются преувеличением. Поскольку вещи были «негодными к употреблению», то по приказу Николая Павловича большую часть этого добра ликвидировали. При этом Николай I лично и по каждой вещи решал, что подлежит раздаче слугам, а что следует продолжать бережно хранить в дворцовых кладовых.