день считали потерянным, если под его кровом не искал приюта по крайней мере хоть какой-нибудь германский принц или индийский махараджа.
Когда Феликс Вавилон, – по имени которого, без всякого отношения к известному прозвищу Лондона, была названа гостиница, – когда в 1869 году Феликс Вавилон основал ее, он поставил себе целью устроить свое заведение для обслуживания различных коронованных особ. В этом-то впоследствии и крылся весь секрет его победоносного первенства. Сын крупного швейцарского капиталиста – также содержателя гостиницы, – он умудрился завязать отношения с чиновниками при разных европейских дворах, при этом сорил деньгами, не жалея. Несколько королей и немало принцесс называли его попросту Феликсом, а гостиницу «Феликсовой», и Феликс находил, что для дела это очень выгодно.
Порядки в «Великом Вавилоне» были соответствующие. Главными правилами политики отеля были сдержанность, невмешательство в дела клиентов, тишина, неброскость и отстраненность от внешнего мира. Это был как бы замок-невидимка. Никакая яркая золотая надпись не украшала его крышу, на дверях парадного не было ни одной, даже самой скромной вывески. Вы поворачивали со Стрэнда в маленький переулок, видели перед собой простое коричневое здание с двойной распашной дверью красного дерева и швейцарами с каждой ее стороны, дверь беззвучно отворялась, вы входили – и оказывались во владениях Феликса. Если вы имели намерение там остановиться – вы или ваш слуга подавали вашу визитную карточку мисс Спенсер и ни в коем случае не интересовались условиями пребывания в этом удивительном месте – в «Великом Вавилоне» было не принято говорить о ценах; они были громадные, но о них не упоминали. По окончании срока вашего пребывания клерк представлял счет, краткий, без всяких ненужных подробностей, и вы беспрекословно по нему расплачивались. С вами обращались величаво-вежливо. Никто изначально не приглашал вас приезжать, и никто не выражал надежды на ваше возвращение. «Великий Вавилон» был гораздо выше подобных уловок: он побеждал конкуренцию, игнорируя ее, и потому был всегда почти полон, вне зависимости от сезона.
Если и было что-либо, что могло особенно оскорбить «Великий Вавилон», так сказать, заставить его «взъерошить шерсть», – так это когда его сравнивали с американским отелем или принимали за американский отель. В «Великом Вавилоне» были решительно против американских традиций есть, пить и жить, пить в особенности. Раздражение, охватившее Жюля, когда мистер Теодор Раксоль попросил у него «Ангельский поцелуй», становится, таким образом, вполне понятным.
– С мистером Теодором Раксолем есть кто-нибудь еще? – поинтересовался метрдотель, продолжая разговор с мисс Спенсер и при этом презрительно чеканя каждый слог имени врага.
– Мисс Раксоль, она проживает в номере сто одиннадцатом, – последовал ответ.
Жюль помолчал, поглаживая свой левый бакенбард, лежавший на ослепительно-белом воротничке сорочки.
– Где? –