поразмыслив, ответил Рэт, тщательно пережевывая здоровенный кусок сладкого пирога с ромово-абрикосовой начинкой и рубленым миндалем.
– Элия, открой, я знаю, что ты здесь. – Массивная, укрепленная заклинаниями дверь кабинета содрогнулась от сильнейшего удара кулаком. И отлично знакомый суровый голос подсказал богине, что это тактично постучался принц Нрэн.
– Принесли демоны желанного гостя, – недовольно фыркнул шпион с под завязку набитым ртом. – И что теперь прикажешь делать, королева моя дорогая? Может, мне под стол спрятаться? А то ведь его грозное высочество сразу поймет, что мы занимались здесь грязным развратом и прочими восхитительными вещами, возревнует, схватится за меч и не пощадит моих цветущих юности и таланта.
– Нет уж, нечего у меня под столом пыль собирать, сиди, как сидел, а я выйду к Нрэну, – решила принцесса и с тяжелым вздохом встала с кресла. – Но смотри, не съешь весь абрикосовый пирог, а то я смертельно обижусь и жестоко отомщу: пожалуюсь кузену, что ты меня изнасиловал.
– Я больше не возьму в рот ни крошки, милая, – тут же поперхнувшись куском, клятвенно пообещал Рэт двери, закрывающейся за спиной Элии, и потянулся к другому лакомству – «Шкатулке Шатилье» из миндаля и лесных орехов, скрепленных нугой, наполненной липовым медом с фруктовыми цукатами.
– Я узнал, что ты в Лоуленде, – тихо пробормотал Нрэн, как всегда разом утратив всю свою решительность, самообладание и красноречие при виде прекрасной кузины, представшей перед ним.
– Прекрасный день, дорогой, – кивнула Элия. – И что?
– Ты говорила, что хочешь побыть одна, отдохнуть на Эйте от общества, – с некоторым намеком на претензии сказал принц, ревниво принюхиваясь к ароматам изысканной пищи и мужчины, которые просачивались из кабинета. – А теперь ты здесь…
– Меня вызвал государь. Я выполняю его поручение, – отрезала принцесса, больше всего на свете ненавидевшая ревнивые попреки. – Как, впрочем, думаю, и ты.
– Да, мне приказано отправиться в Альхасту, демонстрировать военное присутствие. Но я не мог этого сделать, не повидавшись с тобой, – вздохнул бог и выдавил из себя еще одно предложение: – Я соскучился, три луны – это очень долго.
Элия задумчиво смотрела на кузена, с мрачной иронией размышляя над тем, что Нрэн, даже став ее постоянным любовником, так и не научился словесно выражать свои чувства. Куда лучше ему, немногословному и нелюдимому от природы, удавалось их практически доказывать. Безумные ласки и дорогие подарки были единственным доступным принцу языком любви. Вот и сейчас он в свойственной ему немногословной манере практически умолял о свидании, а в его устах это звучало как составление графика движения наемных экипажей. Наверное, бог все еще мучительно боялся сказать или сделать что-нибудь не то. Каждый раз, когда принц говорил, у Элии создавалось впечатление, что он ступает по тонкому льду и думает только о том, что вот-вот с головой уйдет под