Тасис. Он был уже слегка пьян и веселей, чем обычно. Подмигнув нам, вытащил из кармана бутылку:
– Вот, пейте за нашу Грецию! – торжественно произнёс он и откупорил бутылку. Тут его кто-то окликнул, и он ушёл. Понюхав, Витек с разочарованием констатировал:
– А, сухое, кислятина!
Однако тут же сбегал куда-то и принёс мутный гранёный стакан. Мы выпили по глотку терпкого красного вина, но потом решили, что остальное допьём, когда будет готово мясо.
Через некоторое время вновь появился Манолис. Он протыкал туши длинным острым ножом, принюхивался, качал головой, мол, ещё не готово. Витек сглотнул подступившую слюну:
– А я бы попробовал…
Грек строго посмотрел на него, погрозил толстым пальцем и пошёл проверять готовность остальных туш.
В тени деревьев и кустов, где мы со скрипом крутили свои вертела, стало совсем темно. На аллее послышался шум.
– Отец – тихо сказал Витёк.
Я оглянулся. Дядя Серёжа, которого под руки вёл милиционер, заикаясь, говорил громким голосом:
– Т-ты… С-с-сержант… Д-д-да ты з-з-знаешь, с кем дело им-м-меешь? Я – к-к-капитан артил-л-лерис-с-ст! А ты кто т-такой? У-у-убери р-р-руки! Где хочу, там и-и-и г-гуляю! Тож-же, понаехали тут г-греки всякие! – Тут он перешёл на мат, называя всех подряд фашистами.
Подошёл Тасис с друзьями.
– Вам надо дом, спать, – вежливо попытался внушить ему Тасис. Отец Вити вырвал руку и замахнулся, пытаясь его ударить, но был слишком пьян, да и Тасис, занимавшийся борьбой, просто увернулся, и вместо удара дядя Серёжа неловко повалился наземь. Все вокруг засмеялись.
Витёк выбежал на аллею.
– Пап, пошли домой! – отчаянно крикнул Витя, поднимая отца с земли. Он любил отца безмерно, гордился им, но страшно стеснялся, когда тот в пьяном угаре выкидывал фортели. И хотя было темно, я точно знал, что лицо Витька горит от горечи и стыда за отца.
– Отпустите его… – не поднимая глаз, попросил он милиционера. – Я его домой отведу… Ну прошу вас, пожалуйста…
– В вытрезвителе ему место… – сержант крепко взял дядю Серёжу под локоть, почти вывернув руку. Витя оглянулся и посмотрел на Тасиса блестящими от слёз глазами.
– Тасис… – умоляюще произнёс Витёк. Грек смутился от его голоса.
Я смотрел из темноты сквозь листву кустов. Витёк вёл покачивающегося отца по ярко освещённой аллее к выходу из парка. Вокруг смеялись и танцевали весёлые люди, говорили на непонятном языке. А дядя Серёжа пытался всё это перекричать и пел военные песни: «Там, где пехота не пройдёт и бронепоезд не промчится…»
…Угли почти догорели. Манолис попробовал мясо, облизал пальцы и довольно сказал:
– Молодей! А где твоя друг?
Я хотел было ответить, но грек уверенным движением отрезал от спины два отменных куска горячего мяса.
– Это тебе, а это – твоя другу. За хороший работ…
Он положил мясо и два куска хлеба на обрывок обёрточной бумаги и пошёл к другим вертелам. «Отнесу Витьке домой!» – подумал я и надкусил