яростно тыкал рукой в сторону большой каменной бабы во дворе.
Тимоша привязали к идолу лицом.
– Целуй ее! Целуй крепче! – Пан Комаровский ременной плетью перепоясал хлопца крест-накрест.
– Ох! – вырвалось из груди Тимоша.
– Ага! Почуял?! – Пан Комаровский хлестал и справа, и слева, и слева, и справа. – За благородную кровь тебе, хам! Хам! Хам!
Выдохся, бросил плеть жолнеру, вытер вспотевшее лицо шелковым платком.
– Что стоишь? Бей!
Плеть засвистела.
Из дома выбежал пан Чаплинский.
– Нет ее! Сгинула! Что делать? Пан Дачевский видел – в Чигирин ускакал татарчонок. Он найдет Хмельницкого, и тогда все пропало.
Пан Комаровский покрутил сначала один ус, потом другой и закричал на весь Суботов:
– Дай-ка мне плеть, жолнер! Я сам прикончу этого молодца! Слышишь, красавица? Если ты не выйдешь к нам, я засеку твоего приемыша. До смерти засеку! Он и теперь уже без памяти. Слышишь, я все сказал: на моей и на твоей совести будет его смерть.
Пан Комаровский щелкнул плетью по сапогу, чертыхнулся и решительно пошел к каменной бабе.
– Стой! Ироды! – раздвинув камышовую кровлю, выбралась на скат сарая Матрена.
– Лестницу! – крикнул пан Чаплинский.
Лестницу нашли, поставили. За Матреной полезли.
– Скорее! – Пан Дачевский был уже в седле. – Со стороны Чигирина движение.
– По коням! – крикнул пан Чаплинский. – По коням, и за мной!
11
– Спасибо, Степанида! – Богдан взял у дочери мокрое полотенце, выжал, положил Тимошу на лоб. – Не едут ли?
– Да уже приехали, – тихо ответила Степанида.
В горницу вошла мать Гали Черешни – Оксана, а с ней еще две женщины. Обступили постель.
– Ступай, Богдан! – Оксана ласково взяла Хмельницкого за плечи. – Слышишь, мы займемся твоим сыночком. Ступай!
Богдан согласно кивнул, встал, не забыл пригнуться в дверях. На улице его ждали несколько казаков.
– А поехали-ка, братцы, до пана Чаплинского, – сказал Богдан.
– Поехали! – согласились казаки.
В Чигирине им уже на околице сообщили: пан Чаплинский спрятался в костеле.
Когда подъехали к костелу, увидали жолнеров. Двери костела распахнулись, и, ведя за руку Матрену, вышел пан Чаплинский в окружении своей ватаги. У Матрены на голове блистала в лучах заходящего солнца фата, а пан Комаровский с паном Дачевским осыпали «молодых» деньгами и конфетами.
У Богдана потемнело в глазах. Спешился, тряхнул головой – темно. Сквозь туман увидал перед собой пана старосту, самого Александра Конецпольского.
– Пан Чаплинский венчался с пани римско-католическим обрядом, – говорил Хмельницкому пан староста, но слова его шли откуда-то издалека. – Я надеюсь, беспорядков не будет учинено.
– Беспорядков не будет, – словно за версту услышал Богдан свой голос, но тут свет наконец вернулся к нему, уши наполнились звуками. – Мне бы хотелось поздравить молодых.
Хмельниций пошел навстречу процессии, краем глаза следя за