е, – проворчал Михан. – Винись, дурак. Другорядь поймаешь стрелу.
– У меня сапоги мягкие, – примирительным тоном оправдывался гость. – Мужики, я бард, иду в Новгород и могу развлечь вас балладой.
– Присаживайся, четвёртым будешь, – Щавель опустил лук, убрал стрелу в колчан, сел, скрестив ноги, положил колчан на траву подле налуча, а лук поверх и замер, бесстрастно уставившись на пришельца. – Раздели с нами ужин и покажи своё кунг-фу.
Жёлудь, его сын, на голову выше отца и шире в плечах, уложился не так споро. В сноровке молодца чувствовалась сила, но не было стремительности и ловкости, что прибывает с опытом и лишь к седым волосам.
– Седай, незваный, – Михан опустился на бревно, пристроив палицу под рукой. Щит и оба дротика подтянул поближе, чтобы пришелец не мог до них достать.
Бард распрягся. Длинный кожаный сидор хранил драгоценные гусли красивого янтарного дерева.
– Тебя звать как? – спросил Михан.
– Филипп, – Бард устроился между отцом и сыном, уложил гусли на колени.
– «Солнышко лесное» только не вздумай петь, – предупредил Жёлудь. – От его Михана сразу пучит, а потом он начинает мощно пердеть и бегает по лесу кругами, роняя добро.
– Не слушай его, он дурак, – возразил Михан.
– Развлеки нас балладою, – смиренно, словно всю жизнь лил воду в сухой песок, обронил Щавель. При том молодые враз осеклись.
Бард профессионально улыбнулся, тронул струны. Звук придал ему сил. Плечи распрямились, взгляд оторвался от котла, в котором булькало вечернее варево.
– Я расскажу вам историю, достойную храбрых мужей, имеющую в себе мораль, полезную и молодым, и мудрым.
– Про Конана? – спросил Жёлудь и замер с открытым ртом.
– Песнь из эпоса о Плешивом Драконе, повелителе пчёл и пчелиных жилищ, силу которому давала река с именем женщины. Это история отважной девы-воительницы Фанни Каплан, сразившей Плешивого Дракона. Она вступила с ним в бой принародно и нанесла несмертельную рану. Деву схватили подручные Дракона и казнили, а тело сожгли. Плешивый Дракон удалился залечивать раны в страну Маленьких Гор. Он утратил могущество и власть, силы оставили его. Через несколько лет он испустил дух, тоскливо воя. Вот о чём я поведать хочу, о отважные! О храбрости девы, коварно ударившей в спину, но зрением слабой.
– Валяй! – подзадорил Михан и запустил деревянную лжицу в котёл. Испробовал и кивнул спутникам. – Готово.
Под песнь неслабо похавали, глотая разварную солонину почти не жуя. Каждый откушал треть, а барду заслали вяленого карася и пару печёных картофелин, уцелевших с обеда.
Ночь Щавель провёл в дремоте вполглаза, обнимая ладонью костяную рукоятку ножа.
Поднялись чуть свет. Завтракать собирались в пути. Бард никуда не торопился и развёл костёр.
– Канайте с миром, – изысканно напутствовал деятель искусства. – Желаю счастливой дороги, воины. Хрен на вас и на ваши жилища!
– И ты отсоси не нагибаясь, – пожелал ему Щавель.
Глава вторая,
в которой к отряду присоединяется целитель, лечащий солью, а все воины получают по заслугам своим экспириенс
– Надо было отойти дальше от дороги, – сказал Жёлудь.
– Шарятся по ночам черти всякие, – буркнул Михан. – Да всё равно бы огонь увидел.
– Были бы разбойники, положили бы с трёх стрел. Мы у костра как на ладони, – разъяснил Щавель. – Они бы нас видели, а мы их нет.
– Но ты же его услышал, – сказал Михан. – Ты и разбойников услыхал бы.
– А если бы я спал?
Малый полез за словом в карман. Непыльная, некузявая дорога змеилась промеж деревьев, и шлось по ней ни шатко ни валко.
– Далеко до тракта? – шарил-шарил в кармане и наконец выудил он.
– После обеда выйдём, – сказал Щавель.
– А чего это бард ночью шёл, а, батя? – спросил Жёлудь.
– Смотри, дурак-дурак, а умный, – вставил Михан.
– А ты засранец.
– Со свадьбы мог уходить, – помолчав, отозвался Щавель. – Свадьбу когда играют, гости пьют, а бард поёт. Когда уже все под стол упадут, бард ещё на ногах. Всю ночь невесту драит как палубу, а перед рассветом ноги в руки и даёт газу.
– Догоняют?
– Куда…
– А на конях?
– Да не, все пьяные и не спохватятся, скорее всего. А он день идёт, ночь идёт, днюет в чаще и опять уносит ноги. Никогда, парни, бардам не подавайте и не ешьте из одного котла, скоты они все.
– Бать, а художники?
– Художники нормальные, только не от мира сего.
– А у нас были такие весёлые свадьбы? – поинтересовался Михан.
– Были, – сказал Щавель.
– У кого?
– Меньше знаешь, крепче спишь. Сомнениями не мучаешься.
– Съел, пердун? – не упустил случая