произнесла Ковалева, протягивая удостоверение, – хочу напомнить: я журналист, собственный корреспондент газеты «Губернские ведомости» Валерия Ковалева.
Крутов даже не взглянул на удостоверение:
– Вы не ответили. – Доморощенный политик то ли не жаловал журналистов вообще, то ли за что-то недолюбливал собкора Ковалеву персонально. Знать бы за что.
– Будем работать, – с напускным оптимизмом сообщила Ковалева, наслаждаясь изъяном в облике Крутова – незначительным искривлением носа, который обнаруживался, если смотреть сбоку и немного снизу, с той позиции, в которой находилась Лера.
– А поконкретней можно?
– Вы будете заниматься своими обычными делами, а я буду рядом, как ваш биограф.
– И в результате сочините слезоточивую историю для домохозяек о трудовых буднях депутата Крутова?
– Почему же слезоточивую?
– А разве это не ваш стиль: писать мартирологи по поводу вырубленных лесов, загрязнения рек, атмосферы и почвы? На самом деле, – упредил Крутов Лерин возмущенный вопль в защиту природы, – вы неверно информированы, мне от вас такая жертва не нужна, вам не придется проводить со мной много времени. Я вам вообще не нужен. А на пустыре мы встретились, чтобы вы убедились своими глазами, что ситуация аварийная, грунтовые воды топят военный городок. Но если вам это все неинтересно, то не стоит и браться за статью. Насильно мил не будешь, так ведь? – Крутов обернулся к Лере и одарил игривым взглядом. «Что, птичка, попалась?» – читалось в этих лукавых, не знающих отказа глазах.
От этого взгляда Лера задохнулась, как на шквальном ветру. Хозяин «фольксвагена» уже отвернулся, а Лера все не могла восстановить дыхание.
Внутренний голос подсказал, что это провокация, но Лера повелась:
– Василий Васильевич, а хотите, потрясем ваших избирателей? Представим вас спасителем и перечислим все ваши подвиги. Могу изложить события в духе эпических сказаний. Такую, знаете, наваяю оду: «Слово о Крутове». Как у Ломоносова, «На день восшествия Елизаветы Петровны…» – в смысле, на всероссийский престол.
Кожаное сиденье под Крутовым заскрипело, он положил локоть на спинку и с интересом воззрился на собственного корреспондента «Ведомостей». Еще упругая щека образовала складку и нависла над белоснежным воротником рубашки – куда смотрит личный имиджмейкер?
А Лере точно вожжа под хвост попала.
– Царей и царств земных отрада, – декламировала она, возведя глаза к обтянутому перфорированной кожей потолку «фольксвагена» и помогая себе рукой, – возлюбленная тишина, блаженство сел, градов ограда… Так пойдет? Или классицизм не уважаете? Хотите ближе к сегодняшнему дню? Может, тогда сатира? Кого предпочитаете?
Крутов отвернулся, удобно расположился в кресле, поправил пиджак и галстук, стряхнул несуществующую пылинку с колена и бросил водителю:
– Влад, в «Утку».
– Как прикажете, – тихо отозвался водитель, мягко грассируя.
– Фонвизина, Гоголя, Салтыкова-Щедрина,