ему не поверила, оставшись при убеждении, что мать никогда ее не любила. С этим грузом на душе она и живет до сих пор.
Тут Эрике пришло в голову нанести визит родителям Алекс. Как ни тяжело терять отца или мать, в этом есть нечто похожее на предусмотренный природой порядок. Другое дело – потерять ребенка. Что может быть ужаснее? Не говоря о том, что они с Александрой когда-то дружили. С тех пор миновала четверть века, но детские воспоминания Эрики до сих пор были неразрывно связаны с Алекс и ее семьей.
Они жили на Тальгатан, на полпути между центром Фьельбаки и кемпингом в Сэльвике. Дома здесь стояли высоко. Покрытые газонами склоны круто спускались в сторону моря. Но входная дверь дома тети и дяди Алекс располагалась на тыльной стене. Некоторое время Эрика медлила, не решаясь нажать кнопку звонка. Сигнал отозвался гулким эхом и умер. Она долго ждала и повернулась было идти обратно, когда дверь наконец медленно открылась.
– Да?
– Это Эрика Фальк. Я только…
Фраза повисла в воздухе. Эрика почувствовала себя глупо, ей не к чему было представляться. Одно время тетя Улла Персон была одной из первых активисток в местной церковной общине, поэтому время от времени захаживала к матери Эрики на чашку кофе.
Хозяйка отступила в сторону, впуская гостью в прихожую. В доме не горело ни одной лампы. Конечно, до вечера было далеко, но послеполуденные сумерки уже сгущались, удлиняя тени. В комнате напротив прихожей кто-то всхлипывал.
Эрика сняла пальто и обувь. Ей казалось, что она двигается осторожно и абсолютно бесшумно, поскольку обстановка в доме просто не допускала ничего другого. Улла скрылась на кухне, предоставив гостье пройти в комнаты. Всхлипывания стихли, лишь только Эрика переступила порог гостиной.
В креслах перед огромным панорамным окном сидели, крепко держась за руки, Биргит и Карл-Эрик Карлгрен. На лицах обоих блестели слезы, и Эрика почувствовала себя неловко, словно вторглась в чье-то личное пространство. Но отступать было поздно.
Эрика заняла кресло напротив и сложила руки на коленях. Карлгрены заговорили не сразу.
– Как она выглядела?
Голос Биргит звучал непривычно робко, почти по-детски. Эрика растерялась и не нашлась что ответить.
– Одиноко. – Это вырвалось у нее само собой, о чем Эрика тут же пожалела.
– Я имела в виду… – Давящая тишина поглотила конец фразы.
– Она не лишала себя жизни, – сказала Биргит, на этот раз твердо и как будто с вызовом.
Карл-Эрик еще крепче сжал руку жены и согласно кивнул. Должно быть, на лице Эрики появилось скептическое выражение, потому что Биргит повторила еще раз:
– Она не лишала себя жизни. Никто не знал ее лучше меня, и я говорю, что она никогда не сделала бы этого. У нее не хватило бы мужества на такой поступок. Ты тоже должна это понимать, ты ведь с ней дружила.
Последнюю фразу Биргит бросила Эрике в лицо, проговаривая по слогам. При этом она то разжимала, то снова сжимала руки и смотрела Эрике