пацаны, соскользнут вьюнами с потного лошадиного крупа, без седел ведь ездят, и бегом к Бурядаю, что, что, он нам на этот раз покажет и растолкует.
Для бурята забайкальская степь – родной дом с кладовой, полной-полнехонькой добра разного. Знай только время и место, будешь сыт, обут и одет.
На этот раз наткнулся Бурядай на целую плантацию дикого лука-мангира, знакомого каждому жителю Забайкалья с раннего детства. Его значение для коренных жителей даурских степей сравнимо с ролью черемши для истинного сибиряка-чалдона, не представляющего себе жизни без этого резко пахнущего деликатеса.
Лук-мангир, в отличии от черемши, не засаливают, заготавливая впрок, а употребляют преимущественно в свежем виде, используя в пищу плоские мясистые листья и молодые луковицы. Второе отличие мангира – он отрастает в течении всего лета, но лучший вкус имеет все же ранней весной. Позднее листья становятся жесткими, а луковицы приобретают горький вкус, но в высушенном виде они теряют излишнюю терпкость и обогащают в зимнее время скудный рацион кочевников на продукты растительного происхождения. Мангир, парень хоть куда – хоть похлебку заправить, хоть в колбасу добавить, вкуснятина!
Именно этим, заготовкой зимних запасов лука-мангира и решил занять Бурядай подъехавших мальчишек. Вручив им по заостренной палке-копалке, принялся Бурядай без лишних разговоров выкапывать луковицы мангира. Как раз копнул, две-три сросшихся в кучу луковички есть. Что невелики, то не беда, вкус запашистее будет.
Не мешкая дети принялись за работу. Крестьянские ребятишки с малых лет приучались к труду. На первом месте стояло не удовольствие, праздное времяпрепровождение, а привитие навыков добытчика, будущего кормильца семьи, что всячески поощрялось родителями. Детские забавы должны были приносить пользу, чему-либо учить, готовя исподволь к предстоящей взрослой жизни.
Такое отношение, понимание воспитания подрастающего поколения сохранялось во многих семьях сибирских и забайкальских крестьян и в годы Советской власти, когда слово «крестьянин» стало к великому сожалению, поводом для насмешек, анахронизмом обесчещенного, оказавшегося вдруг ненужным прошлого, без которого невозможно будущее.
Бурядай относился к людям старой закалки, познавшим лихо не понаслышке. Будучи хорошим наставником, он не читал моральные проповеди, а показывая на личном примере, увлекал за собой мальчишек.
Выкопанные луковицы складывали в одну кучку. Всякую работу сообща делать легче.
– Аба! – раздался звонкий голос Степы, – а ботву куда, выкидывать?
– Зеленую собирайте, вечером на тарбаганов охотиться пойдем. Авось пригодится.
Как услыхали сорванцы о предстоящей охоте, замелькали еще быстрее их загорелые ручонки. Здорово! На охоту!
Бурядай лишь усмехнулся в редкие усики. Вишь как стараются, роют как тарбаганы.
Тарбаган, как и дикий лук-мангир, относится к неотъемлемым атрибутам даурской степи, и пока троица занята