молчала. Но вдруг, вспомнив Хуана Мигеля, произнесла:
– Для Хуана Мигеля Элиан – такой же сын, как и для меня. Это будет несправедливо по отношению к нему.
– Несправедливо?! – ощетинилась престарелая донья. – Это он чудовищно несправедлив к тебе, детка. Мало того, что весь город всегда знал о его похождениях, что он тебя позорил, не видел в тебе женщину, в отличие от моего мальчика. Так он, вот что я тебе скажу, он проводит почти все свободное время со своим грудным сынишкой.
– У него есть ребенок кроме Элиансито?! – не поверила Элисабет.
– Отвези ее по этому адресу, – приказала сыну мать и протянула рваный клочок бумаги, где аккуратным убористым почерком были указаны калье и номер дома. – Пусть убедится своими глазами… Только надо ехать прямо сейчас, – добавила она шепотом на ушко сыну.
Ласаро привез Элисабет по указанному матерью адресу. Он припарковал свою машину, как всегда предусмотрительно не заглушая мотор, у небольшого, выкрашенного в голубой цвет здания на вымощенной речным камнем улочке между портом и ромовым заводом.
Ждали недолго. К дому приближалась обнимающаяся парочка. Мужчина держал на руках младенца. Они зашли в дом и скрылись за массивной, окованной железом дверью. Это был Хуан Мигель.
– Поехали! – решительным тоном скомандовала Элис.
– Может, зайдем, посмотрим, чем они там занимаются? – смаковал разоблачение доселе положительного образа Хуана Мигеля его соперник. План его матушки удался. Хуан Мигель опорочен. Он предстал перед Элис в облике лгуна, ну, или полулгуна. Какая разница! Главное – результат. Элис попросила два дня на сборы…
22 ноября 1999 года
Пригород Карденаса
Ветер не утихал уже двое суток, вселяя тревогу не только в нестройные колонны океанских волн, но и в сердца полдюжины людей, решивших покинуть родину и доверившихся лоцману-дилетанту по имени Ласаро Мунеро.
– Там рай, – говорил человек с болтающимся на ремне мачете,[19] но маленький Элиансито почему-то сомневался в этом, глядя на мутное небо, размывшее горизонт, и противного черного грифа с красной головой, парящего над убогим баркасом – ковчегом для обреченных на опасное странствие.
Люди перетаскивали баулы с вещами, несмело ступая по ржавому трапу, еле слышно, с оглядкой браня самоуверенного командора. Они наспех прощались с немногочисленными родственниками, глаза которых то и дело увлажняли не подконтрольные разуму слезы.
Черный гриф-индейка, известный поедатель падали, теперь кружил над баркасом не один, созвав целую стаю красноголовых собратьев. Растопырив жидкие крылья, они то пикировали к прибрежным скалам, то взмывали ввысь. Непостижимая траектория их полетов была сродни хаосу, царящему в настроениях беженцев. Мечущихся птиц, не способных определиться с нужной высотой, кое-кто из провожавших посчитал предвестницами беды.
У одной из молодых женщин по имени Арианна,