мной, я старалась его проигнорировать. Или как можно быстрее выйти из комнаты, где звонил телефон.
К счастью, мама не удивлялась, почему ее шестнадцатилетняя дочка, вероятно, единственная во всем земном полушарии не просит на день рождения или на Рождество новый мобильник. У меня была подержанная древняя «Нокия», но я не пользовалась ею больше года и не смогла бы даже сказать, где она сейчас находится. Вероятно, в одной из картонных коробок со всяким скарбом. По мне, так она могла там оставаться и дальше. Для меня было крайне тягостно постоянно находиться в доступе для других.
Потом мы по-королевски поужинали за нашим складным столом, и мама рассказала о своем детстве на Сицилии. При этом я заметила, что характер нашей беседы изменился в сравнении с прошлым разом, когда мы так же сидели за столом. Это не была больше просто болтовня матери и дочери, как раньше, – мы разговаривали как две закадычные подруги, и это мне понравилось.
После трех бокалов вина мамусик рассказала мне о своем первом поцелуе во время сбора оливок – ей тогда было восемь. Она еще два года тосковала по мальчику, который за это время даже не дал о себе знать после ее переезда в Германию.
– Его звали Марко, и ему тогда исполнилось почти двенадцать, – рассказывала она, доверительно склонившись ко мне. – И он был такой милый!
– Я тоже сегодня познакомилась с парнем, – сказала я, заметив, как кровь прилила к моим щекам.
Разумеется, я не так близко познакомилась с Юлианом, как мама с Марко. Но – секрет в обмен на секрет. Quid pro quo[5]. Мама посмотрела на меня сквозь стекло фужера. По ее взгляду я поняла, что она уже достаточно опьянела. Она неловко наклонилась ко мне, так что хрупкий столик подозрительно скрипнул.
– В самом деле? Расскажи. Он местный?
– Да, он отсюда.
Я вынуждена была сделать глубокий вдох. Мы впервые говорили о мальчиках – по крайней мере в таком ключе. Раньше я говорила кое о чем подобном с Беа, и с того времени, как наша дружба распалась, этих бесед мне не хватало.
– Не заставляй все вытягивать из тебя, как клещами! – Мама выглядела так, будто ей самой сейчас было шестнадцать, а вовсе не тридцать девять. – Он симпатичный?
– Вполне. Кстати, он наш сосед.
– Неужели?
– Его зовут Юлиан, – сказала я, почувствовав при произнесении его имени приятное дрожание в животе, которое я определила как синее. – Юлиан Норд.
– Выходит, он…
– Сын моего терапевта, да.
На какой-то миг мамино лицо сделалось серьезным, затем она снова беззаботно рассмеялась:
– И что? Ты в него влюблена?
– Ты шутишь, что ли? Мы всего лишь поговорили.
Несмотря на свой ответ, я задумалась над маминым вопросом. Если разобраться, я еще ни разу не была по-настоящему влюблена. Нет, бывало, конечно, я могла втюриться в парня, обычно втайне – я была слишком робкой, и он не догадывался о моей симпатии. Но по-настоящему… Нет, я еще никогда не была влюблена. По крайней мере в том смысле, как пишут в книгах. Однако дрожь в животе, которую