Именно там его или на чем-то подловили, или просто – внаглую – спросили: хочет ли он остаться в истории как великий реформатор, затмив славой самого Столыпина, которого, я считаю, уничтожили те же силы, какие сейчас вознамерились править всем миром.
У старика разгулялась одышка, и, чтобы ее сколько-то сдержать, он стал хило так прикашливать.
– Вам плохо? – участливо спросил Прялин.
– Не хуже того, что будет всем, когда народец, запоганивший весь мир, придет править к нам в России, как они называют нашу страну промеж себя.
Он передохнул.
– Я знаю, что снова обижу тебя в лучших чувствах, – снова начал Деденев.
– Это как же?
– Просто. Расскажу тебе об единокровцах твоих друзей.
– Кого это?
– Евреев.
– Ну и что вы такое расскажете?
– Хотя бы то, что, когда в семнадцатом на большевиков неожиданно свалилась власть, русские дураки еще не помышляли, как руководить страной. Все прилаживали ленинскую кухарку с ее тощим задом к широкому министерскому креслу. А эти ребятки уже были готовы все опутать своей ядовитой паутиной. Посуди сам… – Он достал из бокового внутреннего кармана записную книжечку и начал читать: – «В Совете Народных Комиссаров, которым руководил, условно скажем, русский Ленин…»
– А почему условно? – спросил Георгий.
– Да потому что он – еврей. Мать его Бланк – иудейка, а никакая там не немка. Сейчас все будут прикидываться то немцами, то поляками, смотря какие фамилии себе намотали.
Прялину стало горько. Его всегда страшно бесил антисемитизм. Это прелое чувство разоблачительства кого-либо по крови. Может, подобное не было ему свойственно, оттого, что он – в свое время – воспитывался в интернате, среди сирот, где вопрос о расе не стоял, в ходу были совсем другие отличия.
– Так вот, – продолжил Деденев, – среди руководителей Совета из двадцати двух красных чиновников было три русских, по одному армянину и грузину и – семнадцать евреев! Каково?
– Ну в общем-то, – неуверенно начал Прялин, – нормально. Ведь среди них были самые грамотные…
– Да! – со злом махнул рукой старик и стал читать дальше: – «А вот в военном комиссариате, которым руководил Троцкий, из сорока трех людяй в кожанках русских не было совсем, зато евреев находилось тридцать четыре человека!»
– А кроме них кто же еще был? – спросил Георгий просто по инерции, чтобы молча не слушать то, что Деденев прочтет дальше.
– Восемь латышей! Заметь – кого? Именно они потом расстреляют императорскую семью! И один – немец.
И вдруг Прялина осенило! Стало ясно, почему Деденев так рьяно выступает не только против евреев, но заодно с ними и против латышей. Ведь когда-то он туманно намекнул, что его отец был офицером царской армии.
– В общем, все я тебе тут мозги не буду затуманивать. А скажу, подытожив: из пятисот сорока пяти разного рода начальников было четыреста сорок семь евреев, и – в российской-то стране! – только