в коридоре. Через десять минут вам выдадут заключение.
Совершенно обескураженный абсолютно непонятной для него реакцией медиков на результаты исследования, Михаил Юрьевич наскоро вытер остатки геля сероватой простынкой и, одевшись, как ошпаренный выскочил в коридор поликлиники.
– Следующий! – Выйдя за ним в коридор, гаркнула Марина и, как вновь показалось Михаилу Юрьевичу, с жалостью, словно провожая родственника в долгий, может, невозвратный путь, скользнула по нему взглядом.
Терпеливо дожидаясь заключения исследования и внутренне содрогаясь от какого-то нехорошего предчувствия, Михаил Юрьевич стоял, прислонившись к стенке. Нервное напряжение его было столь велико, что он забыл о настойчивых позывах организма, дававших знать о себе после употребления им минеральной воды. Кроме того, у него непроизвольно затряслась левая нога.
Осознавая, что нервозность его очевидна для окружающих он, покраснел, желая провалиться сквозь бетонные перекрытия старенькой больницы на один, а лучше на два этажа вниз.
Минут через пятнадцать из кабинета выплыла Марина, передав со вздохом и опущенными книзу глазами заключение врача.
– Мариночка! – Обратился к ней Михаил Юрьевич. – Я всё равно ни черта не понимаю во всей вашей терминологии. У меня что-то опасное?
– Все вопросы к врачу. – Скорбно проговорила медсестра.
– А можно его позвать? – Словно цепляясь за спасательный круг, с надеждой проговорил Михаил Юрьевич.
– Ну, я не знаю. – Промямлила Мариночка. – Но для вас он, может быть, сделает исключение.
– Для меня он сделает исключение? – С ужасом подумал Михаил Юрьевич. – Неужели всё так плохо?
Мариночка удалилась в полутьму кабинета диагностики и через некоторое время в проёме двери появился наш худосочный доктор. Воззрившись на Михаила Юрьевича, он не очень довольным тоном произнёс:
– Вы что-то хотели спросить?
– Доктор, в двух словах – у меня что-то нехорошее? – Подбежал Михаил Юрьевич к нему.
– М-м-м. В двух словах, не то чтобы нехорошее, а, скорее, очень плохое. Хотя утверждать я не могу, ещё нужны анализы, биопсия и так далее.
Михаил Юрьевич отказывался верить своим словам. Биопсия… Ему слишком хорошо было известно это слово, а также то, что за ним скрывалось.
– Господи! – Подумал он с отчаянием. – Неужели онкология? За что? Почему я?
Слишком свежи были воспоминания мучений и мытарств его двоюродной сестры и всего её семейства. В течение трёх лет, казавшихся скоротечным спуском в холод могилы, сестра сдавала анализы, биопсию, стояла в очередях, опять сдавала анализы, потом опять стояла в очередях и сдавала биопсию. И повторно, и в третий раз.
Одни анализы устаревали, другие уже не нужны были. И так кругами… Кругами дантова ада, заботливо обустроенного на земле одними людьми для других. В итоге, время было упущено, хотя, может, его и не было вовсе – кто теперь скажет?
Попытавшись справиться с ударом, он проговорил, с трудом разлепляя резко пересохшие