кто это?
– Нет.
– Это Шива, одно из трех верховных индийских божеств в образе бога танца. Если первое божество – Брахма созидатель, то Шива разрушитель…
– Для чего вы мне это говорите? – спросил я.
Но ответить он не успел, ибо в комнату вошла невысокая женщина с ярко выраженными славянскими чертами лица, которые излучали уют и юмор. Она являла собой подчеркнутый контраст хозяину, и я тотчас же сообразил, что это мама Анаит. Увидев меня, она почему-то заморгала, заулыбалась и, наконец, представилась:
– Я – Нонна Владимировна. Да вы не слушайте его. Он любит пугать.
– Все меня в могилу сводят, – проворчал в ответ хозяин.
– Ты уже собрался помирать Тигран? – полюбопытствовала она.
– Что остается? Дети – это, как бессрочный вклад в сберкассу – получишь лишь после смерти.
– Только непременно предупреди меня, чтобы я успела сшить черное платье.
Слушая их, я понял, что Нонна Владимировна будет скорее моей союзницей. Мужа она воспринимала не без некоторой иронии, а это было мне скорее на руку. Позже я убедился, что многочисленные и разноплановые вариации на тему memento mori принадлежали к числу любимых мазохистских практик папы Тиграна, однако вместо паники они погружали его супругу в язвительные настроения.
Потом мы обедали. Стол накрывала бабушка Фарик – маленькая, сухонькая и многозначительно молчаливая, показывавшая всем своим видом, что понимает гораздо больше, чем говорит. Одета она была во все черное, что лишний раз подчеркивало ее отстраненность от остальных участников действа, и мне от этого стало почему-то не по себе. На меня она глянула только раз, скорее с неодобрением, но не обмолвилась.
Обмолвился хозяин, который сказал вдруг, не поднимая глаз от тарелки с тановом4.
– Твоей женой она не будет…
Воцарилась такая тишина, что были слышны шаги во дворе. Анаит покраснела, опустила голову и почему-то шмыгнула носом, я растерялся и не знал, что делать с руками, которые вдруг сами по себе стали дергаться, бабушка Фарик глянула на сына вроде бы даже с поощрением, и лишь Нонна Владимировна сохраняла относительное спокойствие.
– Тебе свойственно спешить, Тигран, – заметила она и, улыбаясь, взъерошила мне шевелюру.
А я продолжал ловить на себе его тяжелый взгляд, чувствуя, как по кончикам пальцев моих рук начинает бегать какая-то странная дряблость, будто под кожей засновали мурашки. В тот день мне вообще впервые довелось испытать на себе воздействие этого человека, хотя то, что это было именно воздействие, я имел возможность убедиться гораздо позже. Тем не менее, в ту пору, да и спустя годы я никогда не думал о нем, как о чернокнижнике или колдуне, ибо никогда не видел, чтобы он занимался тем, что определяют слишком уж, на мой взгляд, общим словом «оккультизм». Да и вообще наши контакты пришлись на времена воинствующего материализма, когда все, имевшее хотя бы отдаленное отношение к области метафизического, либо вообще не воспринималось, либо воспринималось, как опасное для общества искривление, в том числе и психики. А реагировать