никто не станет. Однако было бы глупо ставить под удар успех моего предприятия, взяв с собой пистолет как раз в тот прекрасный день, когда охрана Кремля решила бы проводить досмотр на предмет наличия оружия.
Сувенирный кортик же идеально подходил на роль орудия убийства – я решил спрятать его в носок и пронести в Кремлевский дворец, а, затем, выйдя в туалет, перепрятать его в левый рукав кителя, чтобы в решающий момент, не мешкая, достать его правой рукой и нанести удар наотмашь по шее Сталина.
Для того, чтобы кортик не выпал случайно в какой-нибудь неподходящий момент я нашил с внутренней стороны рукава кителя потайной карман.
Наступило 17 июня. Приготовления к покушению мной были закончены далеко за полночь. Все мои попытки уснуть закончились безуспешно – меня одолела бессонница, нервы были расшатаны. Я понимал, что сегодня или, как максимум, завтра дни мои будут сочтены.
До 17 часов я находился в каком-то оцепенении, состоянии ступора, ленивые мысли водоворотом крутились в моей голове. Конечно же, я хотел исполнения своего плана, но осознавал, что шансов – ничтожно мало.
В 17 часов 30 минут я вызвал служебную машину, чтобы доехать до Кремля, хотя от своего дома на Берсеневской набережной я мог бы пройти пешком, но мне лишний раз не хотелось показываться перед глазами охраны. Может быть, это обычное состояние человека, затеявшего то, за что он неминуемо будет казнен.
Без семи шесть я был уже в Георгиевском зале. Опаздывать на торжество, лишний раз обращать на себя внимание, как я предположил, было бы, мягко говоря, опрометчиво, особенно в моем положении – положении без пяти минут арестанта.
Меня усадили рядом с командармом 2-го ранга с Дальнего Востока. Мы редко встречались, поэтому фамилию его я точно не помню – по-моему, Нациевский. С правой стороны от меня сидел Щаденко – заместитель Наркома обороны. Больше опасений у меня вызывал Нациевский – если он успеет разгадать мои намерения, мне явно несдобровать. Этот верзила с лицом держиморды мог бы просто раздавить меня своим телом, помешав исполнению задуманного мной. Щаденко я не опасался – он больше специалист по работе с пером и бумагой – не станет соваться.
Примерно в шесть десять появился Сталин в окружении свиты и охраны. В основном меня интересовала охрана. Два дюжих молодца ростом под два метра и весом килограммов под сто. Ну и, разумеется, праздничный стол со всех сторон окружили официанты с бульдожьими мордами – сомнений не было, что это натренированные молодчики из НКВД, готовые мгновенно среагировать на малейшее подозрительное, по их мнению, движение.
Десятиминутная овация сопровождала вход «любимого вождя» с прихлебателями. Я в это время был сосредоточен на своих мыслях. Теперь мне оставалось дождаться, когда Сталин пойдет по нужде либо же пойдет обходить всех участников торжества – чокаться и следить, как его подданные раз за разом осушают бокалы. Второе, разумеется, менее вероятно – природная подозрительность вождя троекратно усилилась