ждала её вечером у окна.
А девочка бегала в синей дали небес
И в ноги босые её упирался лес,
И ветер играл с ней в прятки и вёл домой,
А потом под окном выл собакой сторожевой.
И щёткой ведя по огненным волосам,
Ей мама шептала про тайны и чудеса,
Про то, что однажды все падают в синеву
И где-то под небом, под небом потом живут.
А девочка утром садилась на край небес,
И мир на ладони её умещался весь –
Медведь, и журавлик, и мамин портрет в часах,
И солнечный зайчик. И солнечная лиса.
У меня есть дар собирать и сеять
Когти птицы острые, как крючки,
А глаза пронизывают насквозь.
У тебя, должно быть, полно причин
Не воспринимать мой намёк всерьёз,
Но когда коснешься моей руки,
Оцарапав пальцы об острый край –
Прижимайся, словно ко дну реки,
К моим перьям. И медленно умирай.
Задыхайся. Бейся, как рыба, в сеть
Угодившая старого рыбака.
У меня есть дар собирать и сеять
Тех, кто сможет перешагнуть века.
Не волнуйся, воздух – хороший мост.
Поднимайся, если устал лежать
Под водой запретов. Открой замок
И вдохни душой вместо рыбьих жабр.
Когти птицы острые, посмотри,
Крылья птицы чёрные, как смола.
Я готова ради тебя на риск.
Протяни ладони. И умирай.
И боги не выносят одиночеств
Раскручивая в небе карусель,
Хозяин гор с утра был хмур и сед
И длинной бородой касался кресел.
А люди в них, летящие над лесом,
Протягивали руки к облакам,
Но белый пар не оставлял рукам
Своих следов и плыл, меняя форму,
У голубых вершин белесым фоном.
Хозяин гор тянул железный трос
И люди, выпрямляясь в полный рост,
Вставали в небесах на твёрдый камень.
Так повторялось долгими веками.
Раскручивая в небе карусель,
Хозяин забирал себе не всех.
Он брал лишь тех, кто сам к нему захочет.
И боги не выносят одиночеств.
Дождь, как будто, не приходил сюда тысячу лет
Дождь, как будто, не приходил сюда тысячу лет –
Мои корни высохли от того, что им нечего пить.
Я когда-то считала, что я расту в степи,
Но теперь точно знаю, что вырезана в скале.
Я теперь точно знаю, что выедена дождем
(Тем, который тысячу лет назад)
В сером камне. Я думала, что я – сад,
Но тогда эта засуха съела б меня живьём.
У меня нет ни листьев, ни свежего ветра в них,
Я открыта солнцу, точнее – обнажена,
Но мои плоды превращаются в семена,
Разлетаются по земле и растут с людьми.
На моих тонких ветках ни одного гнезда,
Ни одна из птиц не выведет в них птенцов,
Но я все ещё верю – когда-то и мне воздаст
Тот, которого Человек называл Отцом.
Дождь