телефонная трубка.
– Спасибо! – закричала Мелисса. – Я сейчас, я быстренько!..
Ошибаясь и не попадая разбитыми пальцами в кнопки, она набрала номер.
Пока телефон раздумывал, соединить или нет, она ждала, и эти несколько секунд были самыми длинными за всю жизнь Мелиссы Синеоковой, знаменитой писательницы.
Телефон сжалился над ней, и длинный гудок ударил ей в ухо, и она закрыла глаза. Он не успел загудеть во второй раз, когда трубку сняли.
– Да.
– Это я, – сказала Мелисса. – Я жива. Все в порядке. Ты только теперь быстрее приезжай, пожалуйста.
Тут она сообразила, что понятия не имеет, куда нужно приезжать, и наклонилась к окошку.
– Девушка, милая, – жалобно спросила она, – вы мне только еще скажите, где я нахожусь?..
– В заднице, одним словом, – договорила Любанова. – И пусть заткнутся все, кто думает, что у нас все распрекрасно-хорошо!
– Да никто так и не думает, – пробормотал Константинов.
Он примчался пять минут назад и теперь изображал очень деловой вид. Лере не удалось с ним перекинуться ни словом, и вопросов у нее было очень много, и все – без ответа.
Она видела, что креативный директор чем-то очень встревожен, но расспрашивать наскоро и прилюдно не желала. Кроме того, он должен понять, что она очень на него сердита. Так сердита, что даже заговаривать с ним не желает!
– У кого какие соображения?
Соображений не последовало, зато в кармане у Константинова очень некстати зазвонил телефон.
Не ответить Константинов не мог. Он был «продвинутый», и все звонки в мозгах его телефона были поделены на «группы» и в зависимости от «группы» издавали разные звуки.
Романтическая мелодия из «Бандитского Петербурга» свидетельствовала о том, что на проводе «семья». «Семью» он не мог оставить без внимания.
– Да, мам!
Лера Любанова проводила его мрачным, словно угольным взглядом. Лере Любановой решительно не нравилось все то, что креативный директор проделывал в последнее время.
– Мам, говори быстрее, я на совещании.
– Ну, тогда перезвони, когда сможешь.
Этого Константинов терпеть не мог! Вот теперь он должен думать, зачем она звонила и не случилось ли чего, а потом, не дай бог, он забудет перезвонить, мать обидится, он рассердится и так далее.
– Мама, быстро говори, чего хотела!
– Ну ты же занят!
– Мама, я уже вышел в коридор. Специально. Говори. Что?
– Саша, у Леночки закончилось Фемара. Я просто тебе напоминаю. Купи и завези нам, если можно, сегодня. Понял?
Константинов понял. Про лекарство он и в самом деле забыл, а не должен бы забывать.
Несколько лет назад случилось несчастье. У сестры вдруг обнаружилась «онкология», и это слово, почему-то казавшееся Константинову похожим на свернувшуюся холодными пыльными кольцами очковую змею, стиснуло семью со всех сторон. Мать в один день изменилась необратимо, непоправимо, окончательно, и вдруг оказалось, что отец уже не отец, а пожилой дедок, шаркающий по лестнице