Шурка стоял в двери. Глядел мимо обоих. Не удостоил ответом. Промахнул по лестнице мимо, хлестнув презрением, как холодной мокрой полой.
– Не очень-то это вежливо, – заметил дядя Яша вслед.
«Интересно, давно он вот так? Сколько слышал? – панически подумал, и тут же. – А чего – того? Ничего ведь нет». Но знал: неправда.
– Привет, Максимка, – бросил на ходу Шурка.
– Здравствуйте, – важно ответил снизу тот.
Шуркины шаги стучали внизу. «Значит, отменяется совместный труд на свежем воздухе, – мрачно подумал дядя Яша. – «Пошел шляться по дворам с дружками». Привычное бессилие.
– Ничего, – сказала соседка, сумела улыбнуться. – Дети есть дети.
В тусклое окошко ворвался гудок грузовика.
– Пора. Ждут, – поднял голову дядя Яша, нахлобучил шапку.
– Ну, до свидания.
Крепко ухватился за перила. К протезу уже привык. Но мало ли. Не хотелось выставлять себя калекой. Не спешил делать шаг. Обернулся. Соседка шла вверх, на ходу выпрастывая из-за ворота ключ на шнурке. Спохватился, крикнул:
– До свидания!
Почувствовал себя кромешным дураком.
«Идиот».
Спустил ногу вниз. Поставил рядом протез. Вниз идти по лестнице было всегда сложней, чем вверх. Шаг, поставить. Шаг, поставить. Грузовик больше не гудел. «Вдруг уехали без меня?» Прибавил шаг. Пот катил по спине, покусывал брови, щипал под коленом. Но все кончается, даже лестница.
Дядя Яша навалился на дверь. С наслаждением выкатился во влажную зимнюю хмарь, подставил потный лоб ледяному ветру с примесью бензинового дыма.
Грузовик, забравшись одним колесом на тротуар, урчал и трясся. Дяде Яше замахали.
– Доброе утро, товарищи!
– Доброе… И вам не болеть… Здравствуйте…
Кузов был полон. Женщины в беретах и платках. Мужчины в шапках. Все – в сапогах.
Упал, стукнул откинутый борт. Протянули руки. Он уперся ногой в ступеньку. Втащили. Дядя Яша ухнул на лавку, крякнул, огляделся довольный («не упал!») и – запнулся, как о камень, о Шуркино лицо напротив.
– Хорошо… что ты тоже поехал, – начал было дядя Яша. Но Шурка отвернулся. Дядя Яша протянул руку, чтобы похлопать его по колену, но Шурка тут же переставил ногу. Рука повисла в воздухе. Дядя Яша сделал вид, что отер что-то с собственного голенища. Машина, переваливаясь, стала выбираться на проезжую часть.
– Ну, с ветерком! – крикнул веселый женский голос. Всех качнуло, подбросило, затрясло, мимо понеслись назад дома. Прервались: потянулся исчерченный черными ветками сквер. Шурка глядел на него, повернувшись всем телом. Как будто видел впервые. Дяде Яше – затылок.
«Ничего, приедем, может, помиримся», – подумал дядя Яша.
Всю дорогу в кузове, как вода в рыбном садке, переливался разноголосый плеск разговоров. Грузовик встряхивало – все хватались за борта, за лавки, друг за друга, разговор умолкал на миг – и снова плескал.
Дядя Яша наклонился, прикрывая лицо от встречного ветра, вставил в рот папиросу. Кузов трясло, руки прыгали – никак не удавалось ни попасть концом папиросы в огонек, ни