ведь сама не родит. Пусть не хозяин, но добрый работник ей нужен. Иначе – все прах.
Вот земля черноземная… Вот хлеб… Ходишь, глядишь, и с каждым годом все более желтых от сурепки полей, прямо золотых под солнцем, и пегих, седых от осота. Вот на этом просторном поле, за речкой, в былые годы пшеница росла, кукуруза, горох – теперь уж какой год земля гуляет. С другой стороны, от хутора до самого озера тянулись плантации, табак сажали, бахчи держали – теперь бурьян и бурьян. А урожаи… Немцы, чехи на песках и суглинках по 50 центнеров получают. А у нас чернозем дает на круг 15–16.
Падеж скота стал явлением обычным. Отчего? Конечно, не от большого досмотра. Говорят, не хватает людей. Некому работать. Не будем ссылаться на опыт зарубежный, хотя и он нам указ.
В нашем колхозе, о котором ведем мы речь, еще 15 лет назад было 14 хуторов и 2212 работников, нынче хуторов – 8, колхозников – 850. Пытаются – и не только у нас – переселенцев заманить. На мой взгляд, эта мера пожарная, ненадежная. Подымаются и уходят с земли коренные люди. Приходят, может, это и грубовато, – но трава-бескоренка. Всегда ли от них прок? Взять залетных чабанов с Кавказа. Они переселяются в пустые хутора. Приезжают они не для того, чтобы нам с вами хорошую жизнь строить, наши проблемы решить. «Пять лет проживу – и себя, и детей до конца жизни обеспечу» – вот их лозунг. Общественные гурты и отары со своими они путают очень часто. О кормах уж не говорю. Кто разберет… На хлебах пасут скотину – и не тронь их. Нанимают от себя пастухов, чтобы развязать себе руки. Для каких дел? А если и начинают прижимать – уходят, бросая работу. Не свое! А иногда, по древним образцам, и отары угоняют в направлении неизвестном.
Поветрие «гектарников» на арбузах и луке меня не радует, потому что это люди временные. Сорвали куш – и ушли. С этой землей им не жить, она для них чужая.
Поглядите на хутор, где местные и переселенцы пополам. Чужой гусь среди свойских виден. Расхлебененный двор, в котором ни деревца, ни кустика, ни цветка, лишь трава лебеда, – это двор переселенческий. Они приехали сюда и порой неплохо работают, но щитовой или кирпичный дом, что им дали, и земля – все чужое, временное. Они здесь лишь присели. А раздастся глас об иных сладких краях – улетят. И улетают.
А что же свои, коренные?.. Ведь это их родина. Их деды и отцы жили здесь от веку. Здесь, на месте и по окрестным хуторам, сплошная родня. Свадьбы играют по двести человек. Рядом кладбище с дорогими покойниками. Своя речка, свой лес, тропинка, поле – все знают тебя с мальства и порою примолвят теплее человека. Работа тоже с детства привычная. Весь жизненный уклад свой. И все же уходят. Иные с кровью, с болью рвут, но уезжают. Почему?
Мы должны ясно понять и признать причины, иначе, уже потеряв на земле хозяина-крестьянина, можем утратить и доброго работника. А такое не за горами.
Мать моего товарища Елена Федотьевна говорит:
– Крестьянская жизнь, мой сынок, тяжелая до невозможности. Тяжельше нет.
Давайте посмотрим. Может, и права она. Чем отличается ее жизнь от жизни