шагов. Но счастье им не изменило – из второй линии у немцев стал работать реактивный миномет, по нему с нашей стороны ударили пулеметчики, и шуму получилось столько, хоть демонстрацию проводи с бодрыми выкриками с трибун.
– Вляпались, – сказал лейтенант Горбунько, командовавший ночным поиском. – Надо Сашку выносить! Понимаешь, что это значит?
Михайличенко понимал – в таких условиях двоих немцев не вытащить, значит, одного из них придется кончать. Ежу понятно, что избавляться придется от денщика, офицер для штабистов более ценен, офицеры между собой быстрее общий язык находят, и вообще – кто больше знает о передвижении войск? Ну конечно же старший офицер.
– А раз понимаешь, – с кривой усмешкой на едва освещенном лице сказал лейтенант, – тебе и карты в руки!
И в глаза ему в этот момент лучше было не смотреть.
Михайличенко баловался картами на досуге, до войны он даже поигрывал на катранах, случалось, и денежки немалые выигрывал. Но сейчас нежданный каламбур начальства Михайличенко не развеселил.
Он посмотрел, как исчезают во мраке товарищи, закусил губу и вернулся к немцу. Денщик лежал на спине, глядя в пустые небеса. Некстати выглянувшая из-за облаков луна высветила его молодое лицо и блестящие, жаждущие жизни глаза. Несомненно, он понял, зачем они с русским остались вдвоем, он начал извиваться, силясь вытолкнуть кляп, но ребята в поиск ходили не первый день, и ничего у немца, конечно, не получилось и получиться не могло. Михайличенко потянулся за финкой, но обнаружил только пустые ножны. Финка выпала где-то по пути, все-таки километра три им пришлось пропахать на брюхе. Михайличенко подполз ближе к немцу, ухватил его за горло и принялся душить. Немец сопротивлялся, как мог, только что его полсотни килограммов против восьмидесяти Михайличенко? Сержант душил немца, досадуя на луну. Немец глухо мычал, колотился под ним тощеньким телом, мотал головой, по щекам его побежали слезы, и Михайличенко едва не ослабил хватку, но тут же пришел в себя и снова стиснул пальцы на дергающемся кадыке. Их лица почти соприкасались друг с другом, щека Михайличенко ощущала прерывистое дыхание немца, а потом тот вдруг вытянулся, и сержант увидел, как тускнеют глаза плененного врага, ощутил, как холодеющую под пальцами плоть покидает душа.
Кончив дело, он некоторое время лежал рядом с трупом немца, испытывая нестерпимое желание закурить. Луна вышла из облаков в последний раз, высветив бледное мертвое лицо немца и его широко открытые глаза, которые с незрячей укоризной смотрели на разведчика.
Михайличенко закрыл ему глаза, отер руки о снег и пополз догонять своих.
Удача им сопутствовала – и предательская луна больше не показалась на небосклоне, и санинструктор оказался в расположении взвода, на окопы которого они выползли, а потому вовремя оказал раненому Кудинову нужную помощь.
В блиндаже майор долго и внимательно смотрел в лицо Михайличенко, так долго и так внимательно, что он не выдержал этого взгляда и отвернулся. И все ему казалось, что руки у него в липких потеках. Отправили