повторил то же самое в рацию. Он требовал вызвать подмогу, скорую, медсестер – весь медицинский персонал – в первый блок.
– Вот же черт!
Я побежала следом за другими. Грохот стоял такой, будто по лестнице поднималась целая армия. В воздухе витал запах переваренных овощей с обеда; насыщенный и въедливый, слегка сладковатый, он мешался с запахами пота и дешевого мыла.
Заключенные, заслышав наше приближение, принялись колотить в двери камер кулаками. Металл отчаянно грохотал.
Полдюжины офицеров столпилось у входа в маленькую камеру в самом конце коридора.
– Дорогу! – скомандовала я, протискиваясь между ними.
Столб света падал в камеру сквозь зарешеченное оконце. В углу, прячась в тени, стояла, трясясь всем телом, крошечная молоденькая женщина. Подол ее ночной рубашки был перепачкан кровью. На стенах тоже виднелись кровавые брызги – ярко-красные, словно граффити протеста. Казалось, она не осознает, где находится и кто она такая. Вьющиеся темные волосы липли к потному лбу и щекам.
Но где же ребенок?
Стараясь говорить спокойно, я сделала шаг вперед и попыталась с ней заговорить.
– Ничего, дорогая, все будет в порядке.
Но кто мог знать, что в действительности будет так? Скорее всего, заключенная была героиновой наркоманкой, сейчас на метадоне. Большинство содержащихся в первом блоке когда-то принимали наркотики.
Стук в двери стал еще громче. В воздухе разносились злобные выкрики и проклятия, добавляя ситуации напряжения и шума. Когда в тюрьме такое творится, создается впечатление, что от малейшей искры все здание взлетит на воздух.
Женщина начала кричать.
– Вытащите ее из меня! Вытащите ее из меня!
Видимо, она имела в виду плаценту, потому что в камере, частично спрятанная под кроватью, в луже крови прямо на тюремном полу, лежала новорожденная девочка. Я огляделась по сторонам, пытаясь отыскать, во что ее завернуть. Пуповина была оборвана, похоже, самой матерью. Малышка выглядела такой крошечной, что, скорее всего, родилась задолго до срока. Вот только жива ли она? Эта бедная, бедная крошка, жи…
К моему гигантскому облегчению, девочка вдруг заплакала.
– У кого-нибудь найдется чистое полотенце? – спросила я.
– Держите, док.
Бетти, охранница, протянула мне единственный чистый предмет, который сумела обнаружить – синюю простыню с кровати.
Я взяла малютку на руки, завернула в тюремную простыню и прижала к себе, изо всех сил стараясь согреть ее хрупкое тельце. Да, нелегок был ее путь в этот мир! Приютившись у меня на груди, она постепенно перестала плакать.
Я окинула взглядом коридор, надеясь увидеть торопящихся врачей скорой помощи. И мать, и младенца требовалось срочно перевезти в госпиталь. Женщина явно потеряла много крови, а поскольку плацента до сих пор не вышла, у нее могло развиться послеродовое кровотечение – одна из основных причин материнской смертности.
Пока мы ждали, я проверила, продолжается ли кровотечение. К счастью, ничего подобного не обнаружила. Однако, хоть я и испытала облегчение, заключенная не унималась.
– Вытащите ее из меня! Вытащите ее из меня! – продолжала она кричать раз за разом, нисколько не интересуясь малышкой.
Я решила, что она не хотела ребенка, и подумала, не изнасиловали ли ее. Мне пришлось работать со множеством женщин, ставших жертвами тяжелых преступлений на сексуальной почве. Больше всего я тревожилась, что новорожденная могла привыкнуть к наркотикам. Любые наркотические вещества, которые принимает мать во время беременности, могут вызывать привыкание у плода. После родов зависимость не проходит, но поскольку препараты ребенок не получает, возникает так называемый неонатальный абстинентный синдром. Его симптомы могут проявиться в течение одного-двух дней, а новорожденный требует тщательного наблюдения и лечения.
– Пропустите скорую! – крикнул кто-то, и до моего слуха донесся тяжелый стук ботинок.
Фельдшеры скорой вошли в камеру, а один из охранников протянул мне белое полотенце для малышки. В подобных обстоятельствах это могло показаться странным, но мне стало гораздо легче, когда я смогла завернуть это прелестное создание с темными влажными кудряшками, прилипшими к головке, в точности как у матери, не в тюремные простыни, а в теплую, мягкую ткань.
Фельдшер обернул плечи матери одеялом и осторожно усадил ее в кресло-каталку. Под неутихающие крики «вытащите ее из меня!» ее покатили по коридору. Лишь на короткий миг она удивленно оглянулась на младенца, а потом исчезла из виду.
Двое тюремных охранников поехали с ними, сопровождая ее в госпиталь, причем одного приковали к ней наручниками, чтобы она не попыталась сбежать. Я понимала, что это необходимая мера, но смотреть на них было страшно. Мне не раз приходилось слышать, что заключенные, как бы тяжело ни болели, ни за что не упустят шанса на побег. В наших кругах до сих пор ходит байка о том, как роженица, едва разрешившись от бремени, выскочила в окно родильного зала.
Медсестра