мамиными руками.
На столике в купе появился чай и брикетики сахара в синих обертках.
Фалеев сунул короткую руку в задний карман брюк и поставил на столик плоскую стеклянную фляжку.
– Финь-шампань не по мне, – заявил Фалеев. – Это вот мужской напиток. Как-никак у меня сегодня день рождения.
– Однако без закуски… – Василий Васильевич смотрел на коньячную флягу с сомнением.
– У меня есть! – закричал Петя, поспешно высвобождая из сумки кулек со сдобами. – Мама напекла…
– Опять удача. – Фалеев по-хозяйски заглянул в пакет. – Ваша мама – просто чудо!
– Она у меня ничего, – сказал Петя голосом еще более низким, чем у Бучинского. – Всегда мне что-нибудь даст… на съемку. – И Петя задохнулся.
Фалеев скручивал металлическую пробку уверенной рукой.
– Вы снимаетесь в кино?
– Да, на «Ленфильме», – отдышавшись, отвечал Петя уже своим голосом, стараясь не спешить. – Играю солдата. Новобранца. Главная роль.
– У кого?
Петя назвал режиссера.
– А-а-а…
Пробка никак не давалась.
– Я в прошлом году окончил училище при Нашем театре, – заторопился Петя. – И был принят в театр. Но ничего там за целый год не сыграл. Ничего.
– Как, совсем ничего? – спросил Бучинский.
– Нет, кое-что. Играл труп.
– Кого?!
– Роль трупа. Труп сына героини. Мама два раза ходила смотреть. Честное слово!
Фалеев фыркнул по-кошачьи и повалился на Василия Васильевича, который, прикрыв лицо широкой своей ладонью, затрясся в беззвучном смехе.
– Не верите? – заволновался Петя. – Меня выносили на куске холстины четыре актера. Но после они подали жалобу в дирекцию, чтобы труп заменили. Он, то есть я, тяжелый, а они все пожилые.
Фалеев перестал крутить пробку и уставился в Петино пылающее румянцем лицо округлившимися веселыми глазками.
– Пощадите, голубчик, – рыдающим басом попросил Василий Васильевич.
– Нет, правда! Одноактная пьеса Брехта…
– Хватит! – простонал Фалеев. Он поднялся и крепко растер ладонями багровое свое лицо. – Как вас зовут?
– Петр Артемьевич! – объявил Бучинский.
– Баташов, – добавил Петя.
– Вам надо в комедиях играть. – Фалеев свернул пробку.
– Мне в чай, немного, – подсказал Василий Васильевич, когда Фалеев разливал коньяк.
– Поздравляю вас обоих с моим днем рождения.
Пете уже приходилось пить коньяк, но маленькой рюмочкой. А здесь золотистая плотная жидкость слегка подрагивала в тонком стекле, наполняя стакан почти до половины.
«Держись, Баташов», – сам себе приказал Петя и, чокнувшись со своими спутниками, разом опрокинул коньяк в широко открытый рот.
– Ну кто же так коньяк пьет, молодой человек! – услышал Петя укоризненный бас Бучинского. – Это же благородный напиток, его муссировать надо. – Василий Васильевич выставил вперед губы и задвигал худыми