что профессор, по сути, сделал ей предложение.
– Я согласна хоть куда, хоть на Северный полюс, но только рядом с вами.
– На Северный полюс не надо, я белых медведей боюсь, – пошутил Александр Андреевич. – И давай так, раз мы порешили быть вместе, ты перестанешь мне выкать. Идет?
– Я постараюсь. Мне просто нужно привыкнуть. Так, что если «выкну», не обижайся. Хорошо?
– Хорошо. А сейчас беги, работай, а то хватятся тебя.
Галина ушла, а тепло, оставленное ею, еще долго грело душу профессора.
«Похоже, черная полоса закончилась», – подумал Александр. Подошел к иконе и помолился Матери Пресвятой Богородице, попросил ее хранить Галю и дать ей силы жить с таким непростым мужиком, как он.
За окнами вагона показался Сталинград, город-стройка. Прошло пять лет, как здесь разбили немцев, австрийцев, итальянцев и румын, а в городе еще преобладали руины, хотя много времянок, бараков, небольших частных домов было построено, а среди них поднимались красивые здания, между которыми уже вырисовывались широкие проспекты, улицы, скверы с молодыми деревцами.
Заседание ученого совета готовились провести в лекционном зале восстановленного старинного здания института на улице Пугачевской, это был анатомический корпус, начало всех начал для людей, посвятивших себя медицине. Луганцев ехал по Сталинграду на трамвае, который резво бежал по рельсам, между просветами домов мелькала Волга, но все ее величие приезжий профессор увидел, когда вагон сбежал вниз, в пойму реки Пионерки. Правильно пелось в песне: глубока, широка, длинна. Река и город почему-то сразу стали Александру Андреевичу родными, ему казалось, что он приехал сюда не впервые, что он здесь бывал, что все здесь ему дорого. Это чувство он принес с собой на ученый совет и очень волновался, ему очень хотелось жить и работать в Сталинграде.
При обсуждении кандидатуры профессора Луганцева о нем очень тепло высказались профессора хирурги А. Я. Пытель и Г. С. Топровер, пользующиеся у сталинградских медиков непререкаемым авторитетом, они дали избираемому профессору характеристику как высокому профессионалу.
Избрали Александра Андреевича единогласно. Ректор попросил Луганцева как можно быстрее завершить свои дела в Приуральске и переехать в Сталинград, дабы скорее освоиться в новой клинике и успешно начать новый 1948/49 учебный год.
Прощание с Приуральском было недолгим. Луганцев попытался встретиться с сыном, но тщетно. Он привел в порядок дела на кафедре, тепло попрощался с коллегами, собрал свой небогатый скарб, состоявший в основном из книг, купил себе и Галине новую одежду и – вперед. Поезд повез молодых на Волгу. Брак регистрировали в Сталинграде.
Сталинград! Тебя любили все: коренные сталинградцы, потому что здесь родились и выросли, солдаты, защищавшие Волжскую твердыню, и люди, приехавшие восстанавливать город, – любили его, как мать любит свое дитя. Сталинград рос и развивался, хорошел, радовался жизни, сияя под ярким солнышком юга, но по ночам плакал вместе с матерями России и Украины, Белоруссии и Грузии, Армении и Казахстана и многими