Повести о совести. Анатолий Егин

и почти матом, как это умеют делать хирурги, высказал Александру Александровичу все. А в заключение разговора в приказной форме добавил:

      – На следующей неделе чтобы был в нашем НИИ со всеми документами. Я не дам этим периферийным бонзам загубить такого хирурга. Докторскую диссертацию писать будешь, дружок. Писать и пахать. Станешь доктором наук и займешь кафедру отца, придя туда не последним, а первым. Ноги в руки и в Москву! Понял?

      В трубке зазвучали короткие гудки. Луганцев понимал, что учитель прав и еще раз прав. Завтра он доложит Петровскому, старик расстроится, будет звонить сам, зачем заставлять академика себя уговаривать.

      Галина Викторовна, как бы ей не было жалко вновь надолго расставаться с сыном, посоветовала продолжить работу в Москве и оставаться там до лучших времен. Тем более она узнала, что на кафедру к Шинкаренко по конкурсу прошел не уролог, а хирург да еще без ученой степени.

      После отъезда Луганцева-младшего в Москву Шинкаренко успокоился и расслабился до такой степени, что перестал делать регулярно обходы больных, утренние планерки проводили доценты, а на заседаниях ученого совета он часто дремал, и на это обратили внимание многие.

      А жизнь шла не останавливаясь. Она никогда не останавливается эта жизнь, она не может стоять на месте. В городе благодаря стараниям выходца из гнезда знаменитого Луганцева Александра Птицына, главы здравоохранения области, строился целый больничный городок, и первой из пяти больниц открылась самая большая. В этот тысячекоечный стационар переехали многие клинические кафедры института и, конечно, кафедра ректора. Туда же устремился и Фимкин, там можно было хорошо развернуть реанимационные койки, но, главное, ежедневно общаться с ректором. Генрих Борисович с некоторых пор перестал видеть в Шинкаренко лидера, заметил прохладное отношение к нему со стороны обкома, и под предлогом переезда на новую базу навещал друга все реже и реже. Профессору Фимкину Виталий Карпович стал не нужен.

      Хирурги, выросшие на других кафедрах, подросли и оперились, молодежь не дремала, развивала новые методы лечения, один из молодых профессоров по фамилии Бурвилин быстро освоил эндоскопические методы диагностики и лечения. Как про него говорили в народе, удалял желчный пузырь через прокол, к нему потянулись не только простые люди, начальство тоже не хотело иметь больших рубцов на животе. Другой профессор, Ломилин, делал не только эндоскопические операции на крупных суставах, но и менял тазобедренные суставы при переломах шейки бедра, раньше такие операции делали лишь в Германии и Москве.