этими словами Владимир Ильич плюхается на турецкий диван и изображает на лице приятную улыбку с шаловливым прищуром.
ИЛЬИЧ
Бедная, несчастная моя Наденька! Пол Европы пропахала, бедолашная, в поисках оленьих рогов, которыми увешена вся наша нелегальная квартира. Я обожаю оленьи рога!
ВАРФОЛОМЕЙ
Рога мужчину украшают.
ИЛЬИЧ
(мечтательно)
Эх, сейчас бы ружьишко, пусть даже плохонькое, в руки, да этак по лесочку побродить, на дичь полюбоваться издали. Или, ещё лучше. С бредешком, да по озерцу, рыбки половить, ушицы наварить, как когда-то в Разливе, будучи пленником шалаша. Ну да ладно. Всё это в прошлом. А теперь, батенька, не дербалызнуть ли нам с вами по алюминиевой кружечке чайку, а? Как вы на это смотрите?
ВАРФОЛОМЕЙ
На это я смотрю положительно, товарищ Ульянов, Владимир Ильич. Да вот беда: заварка вся кончилась и самого чаю в доме хоть шаром покати.
ИЛЬИЧ
(обрадованно)
Вот и прекрасно, батенька, вот и прекрасно. У меня появился лишний повод окунуться в самую гущу народных масс, ну и заодно чайку купить.
Натянув на лицо маску испуга и недоумения, Варфоломей всячески отговаривает Ильича от его предложения. Чего доброго наведёт шорох в округе. Оправдывайся потом.
ВАРФОЛОМЕЙ
(округляет глаза)
Да там шпик на шпике сидит, ищейка на ищейке. Повсюду жандармы и полиция рыщут, всё вас ищут, никак поймать не могут. Грозятся к стенке вас поставить.
ИЛЬИЧ
(решительно)
В таком случае я никуда не иду. Вот им!
Показывает два кукиша, один за другим. Продолжает:
ИЛЬИЧ
Идите сами, а я, так уж и быть, подожду.
Варфоломей удаляется. Через какое-то время возвращается из магазина с покупкой. Застаёт товарища Ленина погружённым в глубочайшее раздумье.
Тот сидит, откинувшись на спинку вестфальского кресла, подперев пальцами огромный лоб. Бесшумно шевелит губами, уставившись в одну точку. Перед ним лежит высокая стопка газет и журналов, которые он, вероятно уже успел прочитать.
ИЛЬИЧ
(Варфоломею)
Послушайте, любезный! А не подскажите ли вы мне какое нынче время стоит на дворе?
Варфоломей тут же соображает, что Владимиру Ильичу всё известно. Это он прочёл прямым текстом в глазах последнего.
Ильич только ищет подтверждения своим догадкам. Поэтому что-либо скрывать от проницательного ума вождя пролетарской революции просто неуместно, глупо и непозволительно.
ВАРФОЛОМЕЙ
Нынче календарь говорит нам о том, что на дворе стоит конец лета две тысячи седьмого года.
Владимир Ильич в отчаянии хлопает себя по ляжкам.
ИЛЬИЧ
Я так и знал! Значит скоро будет ровно девяносто лет со дня начала пролетарской революции.
Это вам не шухры-мухры! Тогда сколько же мне лет сейчас?
ВАРФОЛОМЕЙ
Пятьдесят четыре, вечно вы наш живой и немеркнущий.
ИЛЬИЧ
Но