что-то, обернулись, чтобы взглянуть на груду, а потом молча пошли дальше. Я давно уже привык присматриваться ко всему происходящему вокруг. Ваш взор был устремлен на мостовую, и вы с досадой смотрели на ямы и неровности (я понял, что вы все еще думаете о камнях) до тех пор, пока мы не дошли до маленького прохода под названием «Пассаж Ламартина», где деревянную мостовую собирают из гладких брусьев, твердо скрепленных между собой. Тут выражение вашего лица прояснилось, и я увидел, как губы ваши зашевелились. Я тотчас догадался, что вы шепчете слово «стереотомия» – термин, который сейчас модно произносить при укладке мостовых. Я знал, что вы не могли сказать «стереотомия», не подумав об атомах и не перейдя к Эпикуру. А так как в разговоре, который мы с вами недавно вели, я сообщил вам, что предположения знаменитого грека странно подтвердились последними теориями о туманных пятнах и последними космогоническими открытиями, то я чувствовал, что вы непременно должны были обратить свой взор на созвездие Орион. Вы не обманули моих ожиданий, и я тогда же уверился, что ухватил нить ваших мыслей. Во вчерашнем отзыве о Шантильи критик «Музея», делая нелюбезные намеки в адрес башмачника, изготовлявшего котурны[9], цитировал латинский стих, о котором мы часто говорили: «Perdidit antiquum littera prima sonum»[10].
Я говорил вам, что это имеет прямое отношение к Ориону, а так как в этом разговоре вы очень горячились, то я был уверен, что вы не забыли его. Мне стало ясно, что вы соедините мысль об Орионе и о Шантильи. О том, что вам в голову пришла такая ассоциация, я догадался по вашей улыбке. Вы думали о падении бедного башмачника. До тех пор вы шли сгорбившись, но тут вдруг выпрямились во весь рост. Я был твердо уверен, что в эту минуту вы подумали о маленьком росте Шантильи. В этот-то момент я и прервал ваши размышления замечанием, что, действительно, из-за малого роста Шантильи гораздо лучше смотрелся бы в театре Варьете.
Вскоре после этого разговора мы с товарищем читали вечернюю газету «Gazettedetribunaux», и следующие слова привлекли наше внимание:
«Страшное двойное убийство. Сегодня утром, около трех часов, обитатели квартала Сен-Рок были встревожены громкими криками, доносившимися, по-видимому, с четвертого этажа жилого дома, занятого госпожой Л’Эспане и ее дочерью, девицей Камиллой Л’Эспане. После тщетных попыток отворить дверь ее пришлось выломать, и восемь или десять соседей вошли в дом в сопровождении двух полицейских.
Между тем крики прекратились. В ту минуту, когда народ в беспорядке поднимался на первый этаж, сверху доносились два голоса – или, может быть, больше, – сердито спорившие. На площадке второго этажа голосов уже не стало слышно, все стихло. Соседи разошлись по комнатам. Проникнув в большую комнату на четвертом этаже дома, окна которой выходили во двор и дверь которой, закрытую изнутри на ключ, им также пришлось выломать, присутствующие застыли в ужасе.
Комната была в страшном беспорядке: мебель разбита и разбросана, матрац с кровати сброшен. На стуле лежала бритва, запачканная кровью, на очаге найдены длинные