немочью, а Елка все уговаривает взять отпуск и слетать в Таиланд. Там, мол, тепло, даже когда у нас зима и на пляже можно загорать топлес.
Как будто она станет загорать топлес!
Оля покачала головой, надела длиннополый байковый халат, тщательно застегнула его на все пуговки и подпоясалась.
Это Елка может себе позволить щеголять в декольте и мини, а ей надо выглядеть прилично. Она же не клубная стриптизерша, она – школьная учительница!
Телефон взвыл громко и возмущенно, как холеная кошка, которой неожиданно наступили на хвост.
– Костик, зар-рраза! – Оля произнесла свое самое страшное ругательство и побежала в прихожую.
Новый телефонный аппарат был новогодним подарком всей семье Романчиковых от ее младшего члена. Только теперь, услышав звонок, Оля поняла, почему Костик коварно ухмылялся и упорно именовал новый телефон витиеватым именем собственным – Желтый Дьявол. Такой звоночек сошел бы за сигнал тревоги даже в аду!
– Что за шум?
Из родительской спальни выглянула мама.
Ее густо залакированная праздничная прическа из лиловоголубых волос оттенка – тоже Костина шутка – «Мальвина на пенсии» не растрепалась, а только примялась с боков, сделавшись похожей на деформированный рыцарский шлем. От подбородка и ниже мама закуталась в красный плюшевый плед и выглядела очень героически, как одинокий средневековый воин на поле великой битвы. А папин громкий, со всхлипами и присвистами, храп вполне мог сойти за стоны раненых бойцов и хрипы загнанных коней.
«Уланы с пестрыми значками, драгуны с конскими хвостами, все промелькнули перед нами, все побывали тут!» – процитировал Олин внутренний голос незабываемое, лермонтовское.
– Это телефон, – коротко объяснила Оля маме и сняла трубку.
– Ийа-уйау-йаааааа! – нечеловеческим голосом провыл Желтый Дьявол ей в ухо.
– Отойдите подальше от телевизора! – строгим учительским голосом потребовала Оля. – У вас там сильно фонит, я не слышу ни одного человеческого слова!
– …мать! – пробилось сквозь помехи весьма распространенное человеческое слово.
– Не слышу! – упрямо повторила Оля, против воли покраснев.
Когда какой-нибудь дерзкий мальчишка из старшего класса позволял себе отпустить в ее присутствии этакое словечко, Ольга Павловна не падала в обморок, но и не читала паршивцу нотаций. Она просто делала лицо, как у мраморной кариатиды – каменное, холодное и бесконечно усталое. И притворялась, будто не только не слышит, но даже и не видит грубияна – вот такое он ничтожество! На мальчишек это неплохо действовало.
Но голос в трубке был басовитым и явно принадлежал грубияну с большим стажем.
– Я сказал – твою мать! – повторил он с вызовом.
– Вы хотите поговорить с моей матушкой, Галиной Викторовной? – голосом крепким и холодным, как виски со льдом, спросила Кариатида Павловна.
Матушка Галина Викторовна, волоча за собой бархатную попону, с готовностью выдвинулась в прихожую.
– Нет!
Трубка