Границ – величайшее достижение человечества.
Было обидно – и даже с друзьями об этом не стоило говорить. Ника злилась, когда слышала, что теперь Гошина мама против Открытого Мира, Лева пожимал плечами, мол, все не так просто, надо подумать, а Марина сразу соглашалась: да, они погорячились тем летом. Пес с ней, с Границей. Спасли Гошину маму – вот и молодцы, а теперь можно жить, как раньше.
Гоша знал: «как раньше» у него не получится, слишком много он видел, слишком много помнит. Не зря же у него до сих пор ждут своего часа два серебряных пистолета «Хирошингу-2001» – даром что без патронов.
Да, «как раньше» не получится – ведь мама и папа стали совсем другими. Раньше они вечно говорили о работе, допоздна задерживались в Институте и даже в походы брали с собой толстые книги, заполненные формулами. Год назад лабораторию расформировали, их обоих уволили, и они стали безработными, словно герои фильмов о Заграничье или о древних временах до Проведения Границ.
«Как раньше» не получалось: раньше родители никогда не говорили о деньгах, главным была работа, а деньги – приятным побочным результатом. Теперь выяснилось, что работа нужна еще и из-за денег. Два месяца они переводили с франкского и инглского научные статьи, но потом заказы прекратились (папа сказал, по звонку из Учреждения) – хорошо еще, что дядя Гена Свиридов, старый папин друг и сослуживец, предложил брать заказы на свое имя. С полгода все шло неплохо – папа с мамой переводили, дядя Гена отдавал им гонорары за публикации в «Известиях геологических наук» или «Вестнике этнографии», – но потом пришел участковый и потребовал от родителей трудоустроиться в течение двух недель, пригрозив выселением из столицы – за тунеядство.
– Да ладно, Сашка, – говорил неунывающий дядя Гена, – устроишься сторожем или вахтером. Будешь сидеть и переводить, прямо на рабочем месте. Женя на машинке перепечатает, а я в редакцию отнесу. Получится то же самое, что теперь, плюс официальная зарплата.
Папа покачал головой – и был прав: через неделю выяснилось, что в столице нет вакансий ни вахтеров, ни сторожей. Желающих работать дворниками и кочегарами тоже было куда больше, чем свободных мест, – в особенности весной, когда снег уже стаял, а в домах отключили отопление.
– Помнишь, Женя, ты пугала меня безработицей в Открытом Мире? – сказал папа. – А у нас все наоборот получилось: и безработица, и Граница закрыта.
– Это еще не безработица, – сказала мама. – Я пойду на швейную фабрику. Там, кстати, платят больше, чем у меня было в Институте.
«Больше», к сожалению, не получилось – наверное, швея из мамы хуже чем ученый. Через месяц папа устроился на энергетический завод – и ездить ближе, чем в Институт, всего одна остановка, говорил он дяде Гене. Жалко, денег мало платят.
Неужели оказалось, что главное – это деньги?
Когда Гоша перестал ходить на об-гру, папа даже ничего не сказал, а ведь так гордился! Успехи, правда, давно закончились: если не можешь рассчитывать даже на место в районной сборной – какой смысл стараться?
Без