а к вечеру ляжет к вам на стол.
– Спасибо, товарищ полковник! – поблагодарил Севостьянов начальника части, как только тот повесил трубку, – Я могу идти?
– Идите.
Когда Севостьянов вернулся в караулку, услышал, как Астахов пытается перед коллегами оправдать свой поступок.
– Ребят, поверьте, что я не знаю, зачем я это сделал. Стас сказал, что у него нет денег на кабак, и я подумал, а почему нам не гульнуть на этот злосчастный трофей.
– Не Стас, а старший лейтенант Севостьянов, – грубо перебил вошедший в помещение начальник караула.
– Прости меня, пожалуйста! – опустив голову, пробурчал Астахов.
– Нет вам прощения, Астахов, берите лист бумаги и пишите новый рапорт, на этот раз об увольнении.
– А я, может, не хочу писать рапорт на увольнение.
– Тогда напишу я. Напишу, для начала, на служебную проверку, с отстранением вас от занимаемой должности, а после, может, и до прокуратуры дойдет.
– Я понял, что писать?
– Пиши: Прошу уволить меня в связи… Я думаю, что причину вы найдете сами. Сегодняшнее число и подпись. Написал?
– Написал.
– Тогда не смею больше вас, Астахов, задерживать.
Как только Гена вышел из караульного помещения, Тельнов негромко спросил:
– Стас, а может быть, не нужно было с ним так радикально?
– Саша, пока я начальник этого караула, так будет с каждым, кто позарится на чужое. Я разъяснил?
– Более чем, – ответил Тельнов, и добавил, – если я правильно понял, кабака не будет?
– Не будет, – ответил ему Севостьянов, и вышел из комнаты.
Глава вторая
Из подъезда вышла молодая женщина лет тридцати, среднего роста, худощавая, с интеллигентными чертами лица. На ней был легкий белый сарафан, с разбросанными по нему ромашками. Она держала за руку сынишку, и они направились в сторону детской площадки. Щурясь от яркого солнца, Алла тяжело вздохнула и подумала, что было бы замечательно, если бы Стас был сейчас с ними. За последнее время он сильно изменился и не был уже тем романтичным юношей, с которым она когда-то познакомилась. Ей все чаще приходилось сталкиваться с его невниманием, раздражением и внезапными вспышками гнева…
– Мама, мамочка! Можно я пойду играть в песочницу? – перебил ее размышления звонкий голосок сынишки.
– Конечно, родной мой!
Улыбка заиграла на ее губах: «Как же он похож на своего отца: такой же упрямый, принципиальный! И, даже, несмотря на свой пятилетний возраст, складывает слова в рифмы, беря пример с папы».
Мысли плавно перенеслись в морозный зимний день их знакомства. Это было около семи лет назад, в канун Нового года. Она возвращалась из университета, где на празднике играла роль снежинки. И-под пальто виднелось белое платье, расшитое бусинами и бисером, которое они с мамой шили две ночи подряд. Ее мама замечательно шила, и Алла часто поражала своих подружек новыми нарядами. Мороз кусал за щеки,