всех, но я знал, что это нехорошо, потому что слабый не потому слабый, что плохой, а потому что ему плохо. Изо всех своих тогдашних друзей я помню только Мишку Сыроваткина, и скоро ты поймёшь, почему именно его.
1 сентября я пошёл в мужскую среднюю школу №52 – тогда были мужские и женские школы. Я нёс, как и все, тяжёлый букет, в котором было много цветов, в центре огромный мясистый георгин, а по краям два гладиолуса, похожие на пики или мечи.
Директор школы, большой грубый мужчина в начищенных армейских сапогах, мне очень не понравился – он был строг и от него воняло чем-то неприятным, а наша учительница, Анна Ивановна, была молодая, красивая, добрая и мне сразу понравилась. Каждый день она доставала из своего маленького чуланчика бутыль с фиолетовыми чернилами и подливала их в наши непроливайки, вделанные в парты. Ещё в чуланчике хранились половая тряпка, ведро, тряпка для доски и мел, много мела. Я с Ленинграда любил мел и даже штукатурку. И здесь я довольно быстро сгрыз весь классный запас мела.
Я не знаю, Ваня, что тебе более всего запомнится из твоего детства, а мне тогда всегда хотелось есть. И мы ели всё подряд: первую траву, липовые почки, кленовые побеги, дикий щавель, манжетку, вар, извёстку – это в Ленинграде. А в Тамбове мы бегали за подводой с сердитым мужиком. На подводе кучей лежал жмых, мы отрывали по куску и грызли его, он был твёрдый – не укусишь и липкий, но именно это нам почему-то нравилось. В ворохе жёлтых тополиных листьев мы пекли картошку и ели её с принесённой в спичечном коробке солью. Этот запах костра и печёной картошки до сих пор – один из самых дивных ароматов моей жизни. Дорога в школу была очень длинной, километра три. Половину пути мы шли по железнодорожной насыпи. Не знаю, почему, но тогда железнодорожный балласт был галичным, а между камнями иногда попадались раковины перловицы. Некоторые их них были ещё живыми. Мы их жарили на костре и ели, тоже с солью. Вот почему я так люблю устрицы, мидии, вообще всякие ракушки.
Мы с тобой оба сентябрьские, только я на пять дней старше тебя. Я не помню, что мне дарили обычно на день рождения, но, когда мне исполнилось семь лет, мама подарила мне огромный арбуз. В сентябре арбузы бывают самыми красными, самыми вкусными и самыми большими. И мама подсказала мне: пригласи всех своих друзей. И я их пригласил. И они налетели на арбуз, вместе с моими сёстрами и братом, и мы вмиг его съели, потому что в Ленинграде арбузов никогда не было. Мои родители оба – волжане. Мы потом ели арбуз по-волжски, с вареной картошкой, воблой или селёдкой. Мама покупала свежую воблу и вялила её на бельевой верёвке на прищепках, как бельё. А ещё мы, по примеру соседей, вялили на крыше нашего сарая урюк и курагу.
Вскоре наступила настоящая осень, с дождями. Мама сшила нам из медицинской клеёнки плащи, только для школы. А ещё у меня были галоши. Ты знаешь, в Тамбове такая грязь —я больше нигде такой не видел, жирная, чёрная, чавкающая, ведь Тамбов стоит на чернозёме. И однажды я, возвращаясь