же была гладкая. Пилить доску было жалко и, не найдя ей сразу же применения в хозяйстве, отложили до лучших времен. Так и простояла она несколько лет в старой саманке.
Петька понемногу подрастал. Пас в ночное лошадей, помогал заготавливать сено, ездил с отцом в лес за дровами, мать частенько вылавливала его на улице и отправляла работать на огород. Промелькнет лето как один денек, пора в школу. Наметет зимой сугробов чуть ли не под самую крышу и пробиралась по утрам детвора узенькими тропками до школы. Война в деревню пришла нежданно-негаданно. Сначала ушел на фронт отец, потом старший Петькин брат Василий. Опустел дом, поселилась в нем тревога. Остался Петька за главу семьи, все мужские дела легли на его еще не окрепшие плечи. От забот сразу как-то притих и повзрослел Петр. Пришла вскоре следом за проводами в дом похоронка: убило отца. Видел сын, как заболело, зашлось у матери сердце от горя, но помочь ничем не мог. Сам украдкой смахивал слезы, вспоминая батю. А Стефанида вспомнила тогда о Боге, перед которым могла бы помолиться за воюющего на войне сына. Попросить сберечь, сохранить ее дитятко. Хватилась, а иконы-то в доме нет. Где взять – не знает. Приснилась ей однажды какая-то женщина и говорит: «Что же ты, раба Божия, мучаешься, ведь икона у тебя в саманке стоит». Проснулась Стефанида и думает: «Про какую икону она говорила, давно, кажись, не держим икон в доме?!» Сходила все-таки в саманку, поискала среди разного житейского хлама и вернулась с пустыми руками.
Спустя некоторое время пошел Петр с матерью делать кизяки. Мать взяла свою доску, а ему дала ту, крашеную, что привезла от родных из Трусово. «На, – мол, – ничего с ней не сделается». Делает Петр кизяки, потом присмотрелся что-то к доске, а она голубеет. «Мам, – говорит, – а моя доска цвет меняет». Мать же в ответ пошутила: «Делай, сынок, она от твоей работы еще краше будет». И снова продолжает работать, а на доску эту даже и внимания не обратила. Тут, надо же такому случиться, идет мимо старушка. Горбатенькая, дорогу палкой прокладывает. Остановилась чего-то и смотрит. Потом говорит: «Авдотья, ты что, с ума сошла: на иконе кизяки делаешь?!» – «На какой еще иконе?», – не переставая работать, ответила ей мать. «А ты посмотри у Петьки-то!» Бросила Стефанида свой станок и к сыну. Стали они чистить, мыть ту доску, а старушка не уходит, помогает. Чем больше чистили доску, тем явственнее проступал на ней образ какой-то святой, держащей в руке свиток с надписью. Присмотревшись, Стефанида ахнула: «Ведь это Она ко мне во сне являлась!» Потом, упавши на колени, взмолилась перед образом: «Матушка-заступница, сохрани сыночка моего Василия. Не оставляй нас Своей заботой и попечением». Икону мать поставила в святой угол и частенько поздно вечером, когда Петр уже спал, вставала на колени перед неизвестной Святой и молилась.
Вымолила мать сына своего. Вернулся по ранению старший брат Петра с войны. Зашел Василий в избу, прижал к груди родных, увидел икону и остолбенел: «Где вы ее взяли?! Именно эту женщину я видел во сне перед последним