от голода, отправлял в рот целые стопки чипсов, а меня уже тошнило от этого соленого суррогата. Такой резкий скачок из моей реальности в его дикий мир.
$Страничка четвертая
Мы в метро, на дерматиновом диване несущегося в направлении его дома поезда. Полупустого. Напротив только две девушки. Одна из них снимает свитер и остается в беленькой обтягивающей рубашечке без рукавов. Он уставился, она поглядывает на него и как бы случайно выпячивает влажные губки. Очень необычное ощущение: будто меня здесь нет, и все это – за стеклом, меня не касается, но ранит где-то в глубине.
– Симпатичная девушка. Ее можно фотографировать. Пойди-ка, узнай, сколько ей лет.
Я подсаживаюсь к девушке и спрашиваю, сколько ей лет. А позже, на станции, он записывает дрожащей от голода и восторга рукой под ее диктовку телефон.
Несколько минут спустя, у него дома, я прижимаюсь к стене и смотрю в окно. Он пытается меня обнять, но я сопротивляюсь, потому что ничего не понимаю. Это похоже на слова и действия, которые просят исполнить актера на сцене, не посвящая в сюжет спектакля. Или на игру по неизвестным правилам. Я не люблю так.
$Страничка пятая
Из Берлина приехал его друг, немецкий журналист со своей девушкой: писать репортажи об очередном кризисе в нашей стране. Я собиралась расспросить его о Коле Ельникове. Но все произошло скомкано и сумбурно. Мы ждали, пока парочка вернется с прогулки по Москве, пили кофе на кухне и рисовали на куске бумаги всякие рожи. Они пришли поздно, Коля поспешно заявил, что оставит их на ночь в квартирке одних (ему было неудобно спать с ними в одной комнате). И утащил меня, так и не успевшую толком познакомиться с ними.
Мы были в гостях у его друга Леонида, второго зама главного редактора закрывшегося журнала, теперь тоже безработного и голодного журналиста. Опять молчаливые взгляды, непонятные мне. Смотрели фильм Дэвида Линча, до конца не досмотрели, ушли.
Он проводил меня до дома и остался на ночь. Жадно ел бутерброд с сыром у меня на кухне. Мы спали в обнимку, целовали друг друга во сне. А утром молча пили кофе кухне, которая почему-то стала похожа на забегаловку, куда мы зашли порознь, не зная друг друга до этого. Он сказал, что у меня никчемная прическа и никуда негодные брюки. Какое странное чувство. С ним я становлюсь маленькой и невзрачной. Еще он бросил, что вечером будет в «Территории» и как бы между делом пробормотал: «Ты тоже можешь прийти, если хочешь».
Вечером меня зачем-то несет в «Территорию». Оправдываюсь перед собой, что просто хочу как-нибудь убить время. К тому же мы все-таки ночью были вместе. И он пригласил. Еду в метро, посмеиваясь от мысли, вдруг, он и есть тот ангел, с собора Святого Павла в Берлине, который меня нашел, чтобы спасти. Ничего не поделаешь, какова я, таковы и все мои ангелы.
Вхожу в клуб, он сидит за столиком с какой-то девушкой, занято место и для меня. Они разговаривают о выставке, о порт-фолио, пленках, рамках. Незнакомые, пестро одетые, перекошенные, обмотанные бутиковым тряпьем