ничего не боится». Раз в полгода мы видимся. Недавно он пригласил меня в кино. Под проливным осенним дождем, кутаясь в короткое вельветовое пальтецо, сожалея о стекающей по щекам туши, вздыхая, что не произведу на него предполагаемого неизгладимого впечатления, я ждала, когда же он наконец усадит меня в какую-нибудь из своих машин и повезет в кино. Он опоздал на полчаса. Когда-то я была его первой любовью в возвышенном и непошлейшем смысле. Теперь я жду его полчаса под аркой, от которой убегает та улочка, где познакомились Маргарита и Мастер. Подъезжает черная машина (в темноте октябрьского вечера они все черные), в приоткрытом окне вижу расплывшееся лицо моего давнего ухажера, он делает знак рукой, чтобы я подходила. Интересно, он хотел, чтобы я ждала его здесь, рядом с Тверской. Или ему настолько все равно, что он даже не задумывается о таких мелочах, «ну и ладно, подождет». Сажусь, разглядывая его искоса. Он обрюзг и небрежно одет. Как потухший кусок железа, который не так давно был метеоритом. Частью звездного дождя. Не блещу и я. Что ж, так всегда. Между тем мы продвигаемся по городу, и он объясняет, что в кино мы уже давно опоздали. Придется поехать в гости к одному другу. Неужели во всех кинотеатрах Москвы одновременно и давно начался фильм? И мы везде опоздали?
Чтобы как-то поддержать разговор и не молчать, спрашиваю, как сейчас в Белграде. Он отвечает, что у него там много родственников, но никто не пострадал, все уже привыкли. «С каких это пор ты стала интересоваться такими вещами», – удивился он, и мне захотелось замолчать.
Подъезжаем к дому друга на Фрунзенской набережной. В лифте «ничего не боящийся» (так и не научилась правильно выговаривать его имя по-югославски) здоровается с полной женщиной в квадратных офисных очках, которая оказывается мамой друга. Украдкой рассматриваю «ничего не боящегося» искоса. Его черные как смоль, жесткие волосы взъерошены, глаза похожи на глаза тоскующего ньюфаундленда, и он здорово обрюзг. Теперь понимаю, почему раньше, когда мы частенько ходили в югославское посольство есть традиционные блинчики, он говорил, что худеет и пил минеральную воду. С тех пор прошло четыре года, мы оба очень изменились. Сейчас мы стоим в прихожей большущей квартиры, отремонтированной по европейским стандартам, о мою ногу трется черная египетская кошка сфинкс. В дверях одной из комнат возникает Вася, я с трудом узнаю бледного молодого человека, которого мы как-то встретили в клубе Дворца Молодежи. Да, Вася повзрослел. Он заспан, зол и небрит. Нас приглашают на кухню. Мы садимся: я, «ничего не боящийся» и Вася. Васина мама стоит, прислонившись к кухонной тумбочке, и воодушевленно рассказывает о своем новом бизнесе – сети киосков «Куры-гриль». Предлагает ребятам развозить кур, всем, кто заказывает обеды в офисы, в банки. «Ничего не боящийся» и Вася сосредоточенно слушают. Вася попутно старательно пережевывает перемолотые зародыши пшеницы и предлагает нам, утверждая, что для потенции это очень помогает. Мне захотелось домой. Никому нет дела до моего настроения, все увлеченно обсуждают выгоду вступления в бизнес кур-гриль.