Там и сям мерцали небольшие костры. Где-то протяжно заржала лошадь. В чьих-то руках выводила печальную, но сладкую мелодию скрипка.
Судьба набросила на голову широкий темный капюшон. Ей захотелось подойти к лагерю полковника Кафара и взглянуть поближе.
– Подержи-ка, – сказала она и повернулась, чтобы передать девушке корзину.
Посмотрев на помощницу, она заметила, что изо рта у той свисает хвостик змейки. Судьба нахмурилась.
– Сколько раз тебе говорить, нельзя есть ингредиенты, – прошипела она строго.
Пристыженная Лоска втянула в себя хвост и проглотила бедную тварь целиком, как ребенок глотает спагетти.
– Иди за мной и не шуми, – предупредила ее Судьба. Лоска кивнула.
Не желая быть замеченными, обе женщины, молодая и старая, жались к краю лагеря. Несмотря на поздний час, у многих костров еще сидели люди, которым не спалось. Говорили о Фолькмаре и о том, что каждый из них сделал бы с ним, если бы захватил живьем. В их словах Судьба слышала браваду, в глазах читала страх. Закаленный в боях седой сержант надеялся поднять боевой дух новичков рассказами о подвигах, совершенных на поле брани, но тут тишину ночи нарушил крик – пронзительный, полный страдания и боли.
Судьба услышала хлопанье крыльев и тут же почувствовала, как что-то опустилось ей на плечо. Корзина, которую несла Лоска, лежала на земле.
– Ну, ну, тише, девочка, тише. Тут нечего бояться, – забормотала она, поглаживая птицу по спинке.
Подняв корзинку, она отправилась на поиски источника звука. И обнаружила его на краю пастбища, там, где расположился лагерный лазарет. На узких походных койках лежали и стонали от боли люди: одни, смертельно раненные, корчились в агонии, другие метались в лихорадочном бреду. Меж ними ходили врач и его помощник: резали, зашивали, давали снадобье, дарующее забвение, обтирали потные лбы.
А следом за ними от койки к койке двигалась какая-то женщина.
Стройная, грациозная, она была одета в платье цвета ночи, с длинными летящими рукавами и большим стоячим воротником. Длинные темные волосы спускались до пояса. Здесь, среди раненых, она выглядела настолько неуместно, что ее фигура поневоле притягивала взгляд, и все же никто, кажется, не замечал женщины.
Снова вскрикнул мужчина. Сначала он звал свою любимую, потом стал просить о смерти. Женщина склонилась над ним, опустилась на колени, взяла его за руку. С ее прикосновением голова раненого запрокинулась, широко раскрытые глаза уставились в небо, измученное тело замерло.
Женщина встала, обернулась, и глазам Судьбы предстало то же, что за миг до этого видел солдат: не лицо, а череп – зияющие черные провалы глазниц, рот, растянутый в широкой, лишенной веселья ухмылке. Кивнув Судьбе, она отошла к другому солдату, мальчику лет шестнадцати, который плакал и звал свою матушку.
– У Смерти сегодня много работы, – сказала Судьба сурово, – ей не до любезностей.
Судьба увидела все, что хотела, и, повернувшись к лагерю спиной, медленно