румянец обжег ее щеки. Его комплимент много значил для нее. За время замужества ее самооценка серьезно пострадала.
– Спасибо. Я просто удачливая.
– Усердный труд определенно повышает шансы на удачу.
– И все же жизнь далеко не всегда справедлива и беспристрастна.
Она смотрела на него и думала, что влечение к этому человеку, несомненно, несет с собой определенные сложности. Кроме того, никто не отменял проблем с рабочей визой, срок которой скоро истекал.
Его лицо помрачнело.
– Да, это правда.
– О господи. – Она дотронулась до его плеча. – Простите. Не думала, что это прозвучит так жестоко.
– Нет, все в порядке, правда. Я не могу прожить всю оставшуюся жизнь вот так, вынуждая всех вокруг взвешивать каждое слово. Я не пожелал бы этого и для Роуз. Мне хочется, чтобы она росла в мире, полном радости и счастья.
– Уверена, бабушка с дедушкой балуют ее и души в ней не чают.
Он еще больше помрачнел.
– Я снова что-то не так сказала? – Все внутри ее сжалось.
– Дело не в вас. Просто с тех пор, как не стало Терри, мои отношения с ними стали очень напряженными. Им не хватает ее, я понимаю. Но больно нам всем.
– Любой сказал бы не задумываясь, как сильно вы любили друг друга.
– Мы знали друг друга всю свою жизнь, – произнес он с тоской в голосе.
– Так, значит, и с ее родителями вы знакомы так же давно. И они должны были стать вам родными, не так ли?
У него вырвался резкий, но невеселый смех.
– Ах, если бы это было так просто.
– Мне не следует лезть не в свое дело.
– Вы и не лезете. Они обвиняют меня в том, что я не заботился о ней. В тот день, когда она умерла, я задержался на работе до позднего вечера. Если бы я вовремя вернулся домой, то, возможно, заметил бы симптомы и сразу отвез ее в больницу…
По его интонации она поняла, что он много раз играл сам с собой в жестокую игру «а что, если бы». Она хорошо знала, как это тяжело.
– Вы не можете винить себя. – Ее голос звучал нежно, но твердо.
– Но я виню себя. Они винят меня. – Он затих, закрыл лицо ладонями, словно хотел отгородиться от всего, и осторожно сделал еще шаг вперед.
– Истон сказал, что доктора уверяли: ничего нельзя было сделать. Мне очень жаль.
– У меня есть наш ребенок. И я не в силах ничего изменить.
– Вы настоящий стоик.
– И что же в этом плохого?
– Ничего.
– Даже я знаю: когда женщина говорит «ничего», это что-то да значит. – Он усмехнулся, как будто стараясь найти хоть что-то светлое в этой беспросветной тоске.
– Мне просто интересно, кто…
– Что «кто»?
– Кто помогал вам пережить все это? – Не успев закончить фразу, она уже пожалела о том, что осмелилась лезть ему в душу. Чуть запинаясь, она почти прошептала: – Я не должна была, это слишком личное…
Он взмахнул рукой, словно отметая ее отговорки.
– Мне не давала пасть духом моя дочь. Нет способа,