он забыл съездить. Ангел в ужасе откинулся на спинку кресла: да он даже в зоопарк ни разу не выбрался. Едва удержался, чтоб не хлопнуть себя по лбу. Черт с ними, со львами и тиграми. Но ужасно хочется увидеть носорога. Он решил обязательно попросить Минни купить ему фигурку носорога. Потом задумался, куда ее поставить. Около кровати. Чертовски верно. Он сам как носорог. Он набросится на смерть и вышибет из нее дух. У Лало есть татуировки – может, и ему сделать? Когда выздоровеет.
Народ постепенно расходился. Кузены обнимали кузенов. Крепкие abrazos[85].
Ангел занялся инвентаризацией – развернул в уме таблицу. Будем искупать по одному греху в день и переносить в колонку ОПЛАЧЕНО. Сегодня он раскаялся, что всегда любил черепаховый суп. Sopa de caguama, какой он был жирный и густой. С лаймом и зеленью кориандра, со свежей тортильей, свернутой в трубочку и посыпанной солью, чтобы на ней задерживался бульон, и немножко чили. Вообще-то он не любил чили, но отец учил, что мужчина должен есть чили, пока пот не прошибет. Вроде это должно было защитить от рака. Старый Дон Антонио всякий раз чихал, когда ел чили, – чихал так, что прямо весь багровый становился. Но все равно тянулся за добавкой. Страдание – вот была его религия. Старший Ангел покачал головой. Но рот наполнился слюной от одной мысли о супе. Сейчас, правда, ему по-настоящему хотелось просто поплавать в море с черепахами и попросить у них прощения, что так долго считал их ласты деликатесом.
– Много проблем, – пробормотал он. – Y muchos cabrones[86].
Он наблюдал за гостями с невысокой дозорной башни своего кресла.
А ведь бывали дни, когда он не мог припомнить за собой ни одного греха. В такие дни он думал, что мог бы покончить со всеми своим прегрешениями. Очиститься. Но Ангел все же был умным человеком – слишком умным, чтобы попасться на эту удочку. В тени всегда маячил очередной грех, дожидаясь часа, когда выплывет на свет и уязвит его сердце.
Когда Минни, проходя мимо, задержалась на минутку поправить его в кресле, Ангел сказал:
– Mija, а у носорога такая толстая кожа, что ее не могут прокусить ни комары, ни мухи. Они ломают об нее свои хоботки.
– Как мило, – ответила она.
На минутку заскочить домой. Ему нужно сменить памперс перед похоронами. Бедняжка Минни, думал он. Вынуждена возиться с этим. Но ты должен делать то, что должен. Это семья, pues.
Друг Дейв подарил ему набор из трех изящных молескинов и велел записывать в них свои благодарности.
– Благодарности за что?
– За что хочешь. Я же не могу тебе подсказать, за что ты благодарен.
– Это глупо.
– Ну так разреши себе быть глупым. Ты слишком серьезно к себе относишься.
– Благодарность?
– Попробуй. Благодарность – она как молитва. Сможешь больше молиться.
– Наслаждаться манго и папайей – это молитва?
– От тебя зависит, Ангел. Тебе с ними хорошо? Ты по ним скучаешь?
– Claro que si[87].
– Ну вот.