Феодоровичем; рассказывал, как был приговорен к смерти распутной женой Екатериной за святую неспособность к блуднобрачной жизни; как чудесно спасся в Европах; как в конце концов перебрался на жительство в Орловскую губернию, где ждали его матушка-императрица Елисавета Петровна, граф Чернышов, княгиня Дашкова и прочие верные слуги престола, которым не стало житья в Петрограде. Тем временем Екатерина сошлась с врагом рода человеческого, прижила от него сына, чтобы выучить в Российской академии, а затем отправить в Париж, где «со своими способностями [он] вышел в императоры»[55].
В первой половине 1797-го арестованный отец-искупитель был доставлен в столицу и удостоен встречи с сумрачным царем Павлом и его ангелоподобным сыном Александром; в позднейших «Страдах великого искупителя»[56] Селиванов так описывал знаменательную встречу:
– Правда ли, старик, что ты мой отец? – спросил Павел I Селиванова.
– Я греху не отец.
– Отец, я хотел уготовать тебе золотой венец, а теперь прикажу посадить тебя в каменный мешок…
– Павел, Павел. Я хотел было жизнь твою исправить, а за это накажу тебя лютою смертью[57].
Встреча закончилась для Селиванова плачевно; только 6 марта 1802 года Александр Павлович – уже не великий князь, а русский царь – выпустит Селиванова из смирительного дома при Обуховской больнице, чтобы встретиться с ним впоследствии перед самым Аустерлицем.
Но брат Авель в отличие от Селиванова и подобных ему сектаторов, во-первых, не самочинствовал. Пророчества, прежде чем возгласить принародно, давал на прочит светскому начальству и отцам-настоятелям монастырей, в которых обретался. Во-вторых, Авелю оказывал доверие один из самых прозорливых и молитвенно глубоких старцев той одновременно и мало– и легковерной эпохи, отец Назарий, вытребованный в 1778 году из Саровского монастыря на Валаам для восстановления обители. В-третьих, о нем церковным преданием сохранена добрая память, несмотря на то, что Авель скончал дни свои в исправительно-трудовом Спасо-Евфимиевском монастыре Владимиро-Суздальской епархии, где содержались монахи-ослушники и склонные к ересетворчеству миряне[58]. В-четвертых, Авель избежал одной из самых распространенных на Руси духовных прелестей – безблагодатного, «театрализованного», без особого призвания принятого на себя подвига юродства. В-пятых же, и в главных, все его мрачные предсказания имели одну неприятную особенность – они сбывались.
Первой жертвой прозорливости брата Авеля пала государыня Екатерина.
Будущий генерал и покоритель Кавказа, человек отнюдь не восторженный и не склонный к мистическим переживаниям, Алексей Петрович Ермолов оставил мемуар об этом роковом предвидении.
На излете екатерининской эпохи Ермолов пережидал опалу в Костромской ссылке и здесь на обеде у губернатора Лумпа