до леса и обратно (компанию обычно составляет соседская невестка), немного повязать, дочитать очередную главу из Шеллер-Михайлова и постараться уснуть до наступления рассвета, иначе будет разбит весь следующий день.
Дожидаясь друга, Ланской снова устроился под тентом. Этот жест означал к тому же окончание огородной повинности.
– Боль… Спасибо, – услышал он от проходившей мимо жены.
«Боль… Больше так не буду».
– Куда теперь? – задал Александр довольно странный вопрос для первых минут знакомства. Он умел ловко перевести утвердительную интонацию в вопросительную, выдать своё желание за желание собеседника и вообще повернуть диалог в нужную сторону деликатным, но не предполагающим возражений образом.
Обычно новые знакомые в таких случаях проявляли неуверенность, даже растерянность. Ничего подобного на сей раз не случилось.
– Конечно, в храм. Сегодня же Богоявление. Или Крещение. Как вам угодно.
Ланской считал себя верующим человеком, но отношения его с церковью складывались весьма сложно. Официальное духовенство он не признавал, памятуя о политическом мародёрстве семнадцатого года и предательстве ещё живого главы русского православия, но старался хотя бы изредка причащаться, за неимением других, у этих пастырей.
Ведомый своей попутчицей, он поднялся на Ивановскую горку и вскоре очутился в крошечном приделе, где сразу приметил ящичек для пожертвований на благоустройство храма сего. Народа впереди было немного, очевидно, одни прихожане. Только что закончилась литургия, и они заботливо разливали освящённую воду в принесённые загодя банки и бидоны, обсуждая обычные мирские дела. Всё тут дышало домашним уютом и спокойствием. Появление незнакомцев не осталось незамеченным. Говорившие вдруг почему-то перешли на шёпот и стали сворачивать свои беседы. Незваная гостья мгновенно оценила обстановку и тут же попыталась разрядить её:
– Простите нас, мы только что с митинга.
– С какого митинга? – насторожённо полюбопытствовала крупная женщина в пёстром платке.
Казалось бы, вся Москва знала о манифестации, но у этих людей один из важнейших обрядов христианства занимал всё сознание без остатка, не оставляя места мирскому суемудрию. Первым это понял Ланской и поспешил встрять в диалог:
– Против безбожной власти.
Одна из прихожанок, помоложе и поприветливее, отреагировала мгновенно:
– Ой, молодцы какие! Только у вас посуды никакой нет. Куда же вам водички-то налить?
– Не беспокойтесь, – виновато ответил Александр, – мы как-нибудь обойдёмся.
– Нет, так не годится. Сегодня праздник. Большой праздник. Вы сами-то крещёные? – поинтересовался седобородый старик, видимо, приходский староста.
– Конечно! – в один голос заверили вошедшие.
– Значит, и ваш праздник тоже, – заключил староста. – Мы вас с пустыми руками не отпустим.
Приняв