красавец, загадочный Деметрий: скрытный и знатный – как она любила его именовать, и такой же молодой – всего на год старше ее. Другим был высокий двадцатитрехлетний юноша, которого звали Квинтом. Если первый и казался загадочным, то второй – был воплощением тайны: за все время встреч с ним ей почти ничего не удалось узнать о его личной жизни. Как ни томилась она от осознания этого, все же что-то удерживало от разлуки, и напротив – тянуло к нему: стоило только вспомнить его лик. Иногда глаза его загорались неземным огнем истины – казалось, он проникал в самую суть вещей. Какая-то печаль одолевала его по временам, какой-то выбор, принятый в жизни, – но что это был за выбор, куда он вел, – она и не догадывалась.
Женщина погрузилась в какое-то сонное оцепенение, думая о своей странной судьбе и еще более непонятной будущности, когда до ее слуха донеслось какое-то слово, вспыхнувшее среди тишины и быстро угасшее. Ей почудилось какое-то движение на улице, и Аврора, хорошо владея своим привлекательным телом, немного подалась вперед, достаточно для того, чтобы увеличить обзор и недостаточно, чтобы ее можно было заметить или услышать. Две фигуры, хоть и прятались в тени, были хорошо заметны отсюда: зрение у девушки было преотличным, зоркостью не уступая орлу. Она успела заметить, как один человек, тот, что стоял дальше, сунул в руки другому, кого-то ей напоминавшего, бумажку. После чего они разошлись в разные стороны, причем второй неспешной твердой походкой приблизился к почти тому самому месту, над которым располагалось окно; сомнений быть не могло – внизу стоял Фруги, сицилиец, слуга еще деда Авроры. Хотя слугой-то он был формально, давно став членом семьи: часто обедал вместе за одним столом, шутил, разделял беды и счастье. За услуги и преданность ему сдали на бессрочное пользование таберну – часть домуса, наглухо отделенную от жилой части дома. По сути, то было пустое место между комнатами, что выходили на центральные помещения италийского домуса – на цветник, внутренний дворик-сад, или, как его называли сами римляне, перистиль, и атрий, сердце жилища. Фруги жил вместе со своей семьей: женой, давно не молодой и не красавицей (хотя по некоторым чертам еще можно было вообразить себе ее былую цветущую красу), и девятилетним сынишкой – смышленым не по годам. За сообразительность Валерий взял его под свое покровительство и отдал на обучение в частную школу, куда тот уходил ранним утром и откуда прибегал поздним вечером.
Это небольшое ночное происшествие ее сильно заинтриговало, и сон, навеваемый невеселыми размышлениями и свежим воздухом, как рукой сняло. От новизны сердечко радостно забилось, ожидая приближение неизвестного. О том ей настойчиво шептало женское чутье – эта необычайная проницательность, наблюдательность и поистине мистическое чтение чувств и мыслей, дарованное природой. Прошло не так много времени, как догадка подтвердилась: раздались приглушенные шаги, будто кто-то пытался ступать легко, но это у него не выходило, и шаги казались неуклюжими и громоздкими. Через секунду