очень хорошо понял, к чему всё идет. И он снова заплакал. Слёзы его падали вниз и исчезали в безжалостной, воющей на одной ноте, металлической пасти.
Лицо Джека оставалось спокойным. Пожалуй, оно было даже серьёзным, словно он слушал сейчас похоронный марш.
– Подпевай, детка, – сказал он и улыбнулся, – ему это нравится.
Витяй так и сделал.
Он завыл, как одержимый на сеансе экзорцизма, даже не представляя себе, что обладает одним из редчайших мужских голосов. А следом, большой палец ноги что-то обожгло. Пеньковый трос, на котором болтался Витяй, натянулся словно струна и… лопнул.
8
Он проснулся до того, как прозвенел будильник. И еще не открыв глаз почувствовал, что на лбу у него лежит чья-то ладонь.
– Сколько времени? – спросил он.
– Без трех минут семь.
Виктор ощупал себя под одеялом везде, где доставала рука. Для начала правую грудь, которая почему-то ныла и чесалась. Потом локти и коленнныечашечки. Рука, двинулась к паху, но остановилась лежа на бедре. И хотя было ясно, что все в порядке, он испытывал необьяснимый – вероятней всего связанный с ранним пробуждением – парализующий страх.
"Возможно", подумал Виктор, "он не проснулся сейчас в своей кровати, рядом с любимой женой, а наоборот, все это сон, начавшийся в тот самый миг, когда он сорвался в адскую молотилку…"
Он взял её руку и положил себе на глаза, словно она могла удержать его в этом спасительном сновидении.
– Сколько я спал?
Наташка усмехнулась. Помолчала секунду-другую и он догадался, что жена смотрит на часы. Потом наклонилась к нему, кончики волос кольнули щеку.
– Господин доктор, побили сегодня свой собственный рекорд.
– Да?
Он напрягся и затаил дыхание. В прошлый раз, две недели назад, операция длилась почти целый день, а вернувшись домой, он рухнул в постель в ботинках и пальто, и проспал восемнадцать часов к ряду.
– Сутки и пять часов, – сказала она.
Он глубоко вздохнул и шумно выпустил воздух.
– Старею, мать. Старею.
И это была правда. Ну, во всяком случае, не та, от которой хочется отмахнуться. Во времена его молодости, когда он стажировался за границей, они с Наташкой могли запросто прокувыркаться целое утро, день или вечер, после того, как он всю ночь перебегал из одной операционной в другую, ассиситировал и зашивал.
– Представляешь, – сказал он и посмотрел на неё свозь полуоткрытые веки, – мне приснилось, что я преступник, мелкий воришка, попавший в руки маньяка. Он пытал меня в подвале нашего дома.
– Ужас какой, – сказала Наташка, – неужели такое бывает?
– Почему нет. Во сне бывает всякое. Нам снится то, о чем мы думаем…
В ответ Наташка погладила мужа по животу. В точности так, как ему всегда нравилось.
– Но дорогой, – сказала она, жеманным, низким голоском, – твоя работа сведет тебя с ума. Мне кажется, тебе нужен отпуск.
– Ну, конечно, чуть позже, – ответил он, и немного помолчав