Некоторое время он любовно рассматривал ее, потом понял, что в картине чего-то не хватает. Он сел за опустевший столик, задумчиво разглядывая свою работу. На картине не хватало красных тонов. Теперь он понимал это отчетливо.
Красная краска у него закончилась, но это было легко исправить.
Вовчик выпил еще, потом встал, прошел на кухню и порылся в столе. Нож был на месте.
– Как повяжешь галстук, береги его, – декламировал Вовчик, усаживаясь на край ванной. – Он ведь с нашим знаменем цвета одного…
Тридцать метров до конца любви
Славка ее бросил.
Он не подходил к телефону и не звонил сам, а когда Женя увидела его на улице идущим навстречу, Славка вдруг повернулся и пошел прочь. Она догнала, но он был словно чужой.
– Чего тебе? – сказал он. – Отвали, я занят!
Она осталась одна и долго ревела в беседке, где они целовались вечерами, и все не могла понять, как это может – вчера любил, а сегодня смотреть и разговаривать не хочет.
Мир был мертв.
Она написала Славке записку и передала ее через подругу. Подруга сказала, что записку он прочитал, но ничего не ответил. Ухмыльнулся и пошел прочь, даже подруге ничего не стал объяснять.
Несколько дней она безуспешно ждала Славку у его подъезда, а в воскресенье вдруг отчетливо поняла, что все кончено и ничего больше не будет. Она никогда не увидит Славку, не услышит его ласковых слов, и его нежные руки никогда больше не коснутся ее тела.
Жене исполнилось четырнадцать лет, и она была уверена, что настоящая любовь приходит один раз в жизни, а все остальное не в счет.
Несколько дней она просидела дома. Шли летние каникулы, и мать не волновалась из-за того, что дочка сидит дома. Мало ли чего приключается с девочками, у которых наступил переходный возраст. У дочери-то и месячные в первый раз случились полгода назад.
Женька сидела дома и крутила кассеты Дианы Гурцкой. Ей всегда было жалко эту красивую слепую девочку, которая пела о любви, зная, что никогда не увидит любимого. Теперь под песни Дианы Женька жалела себя.
В хмурое утро вторника она полезла на полку, достала таблетки, смешала их на столе в разноцветную горку и принялась пить, запивая каждую таблетку водой. Может, она выпила слишком много воды, может, таблетки оказались несовместимыми, но у нее ничего не получилось. Через два часа ее вырвало, а потом полоскало так, что она, бледная, растрепанная, несчастная, сидела, обняв унитаз, и выдавливала в него розово-желтую тягучую слюну.
Мир не хотел ее отпускать.
Земфира пела:
У тебя СПИД,
И, значит, мы умрем…
Женька обнимала унитаз и тоскливо думала о том, как было бы здорово, если бы у Славки был СПИД. Он бы болел, а она трогательно, как в кинофильме «Принцесса», ухаживала за ним, и они ходили бы по пустынному песчаному пляжу у реки, по зеленому лесу с потерянными родниками. Она бы сделала каждый его день счастливым и радостным, она бы заставила его забыть про болезнь! Теперь она думала о нем с нежной ненавистью. Придет день, казалось ей, и он поймет, кого потерял со своим уходом.