жить по своему доморощенному уставу. Не понятно? Уверяю вас, им понятно.
В писательской организации я проработала ровно тридцать лет, с августа 1985 года. Сначала уполномоченным бюро пропаганды художественной литературы, затем – литконсультантом, а с 1992 года – ответственным секретарём правления. Дом наш знаю до малого гвоздика, все его даты, светлые и тёмные страницы, праздники и тризны. Небольшую зарплату платили лишь в советское время, а с 92-го – что найдётся, что останется от расходов на содержание.
Хорошим ли я была работником? Разным. В бюро пропаганды служилось напряжённо. Литконсультантом – рутинно, иногда даже тошно. Ответственным секретарём – очень трудно, всегда, как на вулкане, перед всеми виновата, всем обязана. Но работалось азартно. Председатель правления Владимир Овчинцев руководил нами профессионально, во всём доверяя, но умея и контроль проявить. Никогда не унижал. Он-то видел и понимал, как нам всё доставалось: ремонты, книгоиздание, юбилеи, похороны товарищей, клубная работа, связи с общественностью, с другими творческими Союзами, контакты с властью и СМИ. За все годы работы с ним я написала сотни и сотни деловых писем, начиная от президента России и кончая ЖЭКом Центрального района. Закрою глаза, представлю эту эпистолярную карусель, и голова идёт кругом.
Столько лет сохранять и обустраивать писательский Дом, не нарушая творческого процесса, отбиваясь от всевозможных инспекторов и пожарников, бодаясь с департаментом муниципального имущества, не получая при этом ни копейки бюджетных средств – это, скажу я вам, ещё тот Сизифов труд! Конечно, административный опыт Овчинцева, его связи, любовь к писательскому Дому многое решали даже в самых отчаянных ситуациях. Умный руководитель не тот, кто заединщиков вокруг себя собирает, а кто не нарушает естественно сложившегося единства. Творческим людям поссориться, что на гладком льду поскользнуться. И мы ссорились временами, порой даже со вспышками необузданной дури. Ветераны писательского дела Маркелов с Мишаткиным, издавшие на равных двухкирпичные тома своих произведений, сошлись однажды нос к носу в нашей приёмной. Иван орал что-то и наступал на Мишаткина, а тот, не испугавшись задиры Маркелова, ломанул его бадиком по голове. Хлынула кровь. Очертеневший от неожиданности Иван, зажав ладонью рану, не кинулся убивать трясущегося Юрия Ивановича, а направился прямо в буфет, где потребовал со смехом: «Девки, налейте водки! Сначала в рюмку, а потом на голову. Ишь, сука какой, не испугался Ивана Маркелова! Ха-ха-ха!»
И я стала любить Маркелова чуть больше, Мишаткина – ещё меньше. Обоим, кстати, было уже под 80. Попробуй рассуди их – сама же виноватой и окажешься.
Особым образом сосуществовали в писательской организации литераторы-женщины. В прошлых поколениях их было мало, много меньше, чем сейчас. Из старших назову Маргариту Агашину, Надежду Малыгину, Нинель Мордовину. Очень достойные люди с судьбой: две поэтессы и прозаик, о которых не скажешь: литературное бабьё, кружевницы, вышивальщицы