судов, управлений местами заключения. Но этого не произошло.
Значит, кому-то они нужны и сейчас.
Кому же? Если нас громогласно с высоких трибун уверяют, что преследования по политическим мотивам у нас нет?
И мы верим.
Но вполне ли мы уверены?
Рецензент Кружков упрекает: «Не осмеливаясь сомневаться, веря и вместе с тем содрогаясь, люди шептались по углам, именно шептались, а не говорили».
Не шепчутся ли сейчас? Не сомневаются ли? Думаю, что говорить вам об этом нет смысла. Шепчутся все: от образованного коммуниста до колхозника и рабочего. Но не пора ли бросить верить и подумать о том, не придётся ли читать и слышать ещё более страшные и гнусные разоблачения.
Кому же нужны эти пропитанные кровью, потерявшие совесть прокуроры, судьи, палачи? Да тем же участникам всех этих гнусных преступлений.
Я хочу не шептаться, а говорить правду и только правду. Обычно в подтверждение своих слов говорят: «Даю голову на отсечение!». Мне незачем говорить это. Когда моё имя будет известно «органам», трудно сохранить голову на плечах. Но я не хочу шептаться. Прежде чем эти записки попадут тебе в руки, читатель, они будут переданы сперва руководителям верховной власти. Может быть, моя смерть и будет аргументом. Разговор с читателем – это самоубийство, но молчание – преступление.
Не сразу обратился я к вам, читатель, писатель, издатель, народ, и записки увидят свет лишь в том случае, если исчезнут последние сомнения.
Я, как и вы, верил и опасался ошибочно обвинить такую священную для нас вещь, как советское правительство. Поэтому в течение четырёх лет я писал председателю Совета министров, Генеральному прокурору, комиссии Государственного контроля, комитету государственной безопасности (Шелепину и Семичастному), но получал или циничные резолюции вроде «Оставить без внимания», или расследование дела поручали тем, кто фабриковал его.
«Так было, так не будет», – заявляют в печати. Неосведомленный читатель поверит этому, поверит голословно, так как убедиться в этом не имеет возможности, а те, кто находятся в заключении, проиронизируют, что так не будет, а будет хуже. И у них есть основания на эту горькую иронию.
Сталин действовал открыто и грубо. Как сообщалось в закрытом письме ЦК КПСС, он соглашался, что действует методом фашистов: «Если наши враги расправляются так, то почему нам не поступать так же с врагами?».
От такого метода оказалось много неприятностей. За жертв можно было заступиться, пусть через зарубежные органы информации, им можно было сочувствовать; можно было разоблачить всё это, а потом посмертно или при жизни реабилитировать, а всё это заставляет думать.
Решили действовать американским методом, по форме, описанной в романе Феликса Джексона «Да поможет мне бог», но при полном отсутствии тех возможностей, которые были у героя этого романа. Грязь – вместо пули, автомобильная катастрофа,