государственных облигаций. Вполне естественно поэтому, что они стремились защитить свои права собственности путем создания сильного центрального правительства. Однако Бирд был не готов рассматривать более широкие экономические последствия такой позиции, особенно в отношении учреждения и выживания новой страны. Он также не захотел принимать ничью сторону: он не был ни сторонником, ни противником государственного долга, создания централизованной банковской системы или поддержки зарождающихся отраслей промышленности. Очевидно, что он стремился к объективному историческому анализу и не думал о том, что его работа имеет один большой недостаток: даже с учетом богатства некоторых членов Конституционного конвента большой ошибкой было считать само собой разумеющимся (обходя этот момент молчанием), что государственная политика, наравне с собственными частными интересами, не была предметом их первейшей заботы.
В полную силу Бирд реализовал свой подход в книге «Возникновение американской цивилизации» – на более широком холсте, ибо теперь Бирд пишет уже историю США. По крайней мере в трех событиях американской истории он видит влияние общеэкономических факторов: в восстании колоний против Великобритании, в стремлении избавиться от рабовладельческой системы, которое послужило толчком для Гражданской войны, и в триумфе республиканцев в 1865–1896 гг. Именно когда он писал о последнем событии – о принятии Четырнадцатой поправки, о разработке таможенного законодательства, о «разграблении» природных ресурсов и поражении организованных фермеров в политическом и в экономическом плане – Бирд обозначил и свои личные моральные приоритеты. Классовое расслоение и эксплуатация, сколачивание огромных состояний бесчестными методами, вульгаризация вкуса – все эти отвратительные явления периода, вошедшего в историю под названием «Позолоченный век» или «Большой пикник» («The Great Barbecue»), стали ужасной ценой, которую Соединенным Штатам пришлось заплатить за победу республиканцев и появление класса промышленных капиталистов. Это был поворотный пункт в истории Америки: несмотря на то что в это время увеличилась ее экономическая мощь и потребность в мировом признании, она отказалась от своего наследия и обетований.
В последнем томе своей серии из четырех книг Бирд анализирует значение идеи цивилизации в Америке и приходит к выводу, что Золотой век США – отнюдь не то же самое, что Золотой век Конкорда* – время трансценденталистов и аболиционистов, ранних сторонников народного просвещения и борцов за права женщин. Золотой век США будет подобен эпохе Просвещения XVIII в. – мира порядка, света и абстрактной справедливости. Его обобщенный портрет американских philosophes XVIII в. был подобен «Моисею» Микеланджело: больше жизни, скорее бог, нежели человек, неподвижный и совершенный. А его собирательный герой – элегантный Джефферсон, соединяющий в себе все добродетели Монтескье и Кондорсе, – живет в утонченном мире высоких мыслей об абстрактных правах. Такие мелочи,