документ.
Унтер, придерживая болтающуюся в ножнах саблю, принял бумагу и стал читать ее с обстоятельностью человека, привыкшего полагать себя изрядной величиной. Он долго шевелил губами, щурился и моргал, и наконец, проговорил:
– Да-с, тут у нас не Бог весть, какой Вавилон, ваше степенство! – затем вытянулся в струнку и, обращаясь уже к одному только своему подчиненному, гаркнул, что есть мочи. – Подвысь!
Едва шлагбаум медленно и со скрипом пополз вверх, едва унтер пропустил упряжку и взял под козырек, как русоволосый франт приник к узкому занавешенному окну и принялся с интересом рассматривать городок. Неширокие улочки были залиты мягким вечерним солнцем. По ним со звонким смехом носилась ребятня. Спешащие куда-то прохожие, по виду в основном из мещан, купцов да разночинцев, с неприличным любопытством провожали карету долгими, пытливыми взглядами.
Повсюду виднелись утопающие в зелени садов деревянные дома с резными наличниками, да строгие присутственные учреждения, кое-где даже воздвигнутые из камня. Ярким золотом отливали купола и кресты ладненькой церквушки, откуда благостным пеньем разносился по всей округе колокольный звон. Чуть дальше можно было разглядеть невысокую, хотя и громоздкую в отношении прочих строений, башенку пожарной каланчи.
Как и в прочих невеликих селениях, думал Фальк, всего только две вертикали – одна служит религиозной цели, другая воздвигнута из видов противопожарного обустройства. Обе – исторический результат древнерусского градостроительства.
Идиллическую картину завершали запахи. Воздух здесь полнился ароматом цветов, усеивавших бесчисленные дворы и палисадники. Близкая река добавляла ощущение приятной свежести.
Все это вдруг наполнило душу отставного штаб-ротмистра каким-то необъяснимым умиротворением, с юных лет крепко позабытым чувством домашнего уюта. Состояние было непривычным, и оттого тревожным. Позже об этом определенно следовало поразмыслить.
Пообещав себе как-нибудь на досуге вернуться к теме незнакомых мироощущений, Иван Карлович сам того не заметил, как очутился у крыльца длинного приземистого строения, свежевыкрашенного в желтый цвет. Карета слегка качнулась и тотчас остановилась, издав протяжный и, как вообразилось молодому человеку, полный ликования скрип, знаменующий окончание дальнего странствия.
Фальк открыл дверцу, спрыгнул с подножки и с видимым удовольствием потянулся.
– Что, Степан Андреич, никак почта? – прокряхтел он, завершая немудреный моцион и принимаясь вынимать с багажной полки объемистый дорожный саквояж.
– А как же, она самая и есть, ваш скородие! Вмиг доставили, как обещано, по всей форме, – пробормотал ямщик и ласково погладил по морде всхрапывающую кобылу. – Ишь притомилась, сердешная…
Петербуржец отлично понял маневр бородатого хитреца.
– Благодарю за службу! Вот, держи-ка, братец, канарейку на водку!
Он протянул оторопевшему от неслыханной щедрости кучеру желтенькую