ещё и его сюда…
Моё сердце заколотилось, а мозг взялся судорожно перемалывать различные идеи, мыслимые и немыслимые, осуществимые и совсем фантастические, лишь бы оградить малышей от этих безжалостных зверей, с которыми мне пришлось столкнуться лицом к лицу и без оружия.
Только бы детей эти звери не тронули!
Я не переживу, если с ними что-то случится! И не допущу, даже если буду умирать при этом!
Пусть Палач попробует хоть шаг в их сторону сделать, я руку ему отгрызу! Не побоюсь! Когда детям угрожает опасность, я сама превращаюсь в зверя и готова разорвать любого! И Палач, несмотря на мой первобытный страх к его персоне – не исключение!
Я прижала к себе Марьяну и погладила её по голове, пытаясь успокоить и внушить, что нечего бояться, поскольку я рядом.
Тимур же с любопытством изучал непрошенных гостей, но, в отличие от сестры, не плакал. Он никогда не боялся посторонних людей, в особенности мужчин, а наоборот проявлял к ним наивный интерес, что всегда меня беспокоило. А сейчас – тем более беспокоит. Он не различает, кто друг, а кто враг.
Да, я не спорю, что даже такому маленькому человечку, как Тимур, действительно не хватает отца. Вот он и ищет его среди всех. Но, как по мне, так лучше вообще без отца жить, чем с такими, как эти двое преступников.
Остаётся только надеяться, что после моей смерти у Палача проснется совесть, и он сжалится, не позволив Тимуру идти по его кровавым стопам.
Хотя, о чем это я вообще?
Откуда у Палача совесть и жалость? Я же для него была, как экзотическое мясцо, а дети мои – от меня же куски, а не люди в его понимании.
Насчёт толстожопого Амирхана и его намерения сдать Марьяну в приют за ненадобностью ещё три года назад я вообще молчу.
Остаётся мизерная надежда лишь на то, что Палач так же положительно относится к детям, как и раньше.
Хотя, судя по его беспринципной морде, на которой успела окаменеть эмоция гнева, он давно распрощался с душой и теперь окончательно усовершенствовал в себе машину для убийств и пыток, которая больше никогда не даст сбоев в сторону человечности.
– Какая красавица у нас тут имеется! Вот ты выросла! – "Иллюзия" с улыбкой прожжённого лицемера снял перед Марьяной свою шляпу и отвесил поклон, выказывая дюже кривой знак уважения. – Марьяна, ты ли это? Я польщён видеть тебя снова! А какое у тебя платье красивое! Мама сама тебе сшила его?
Марьяна не отвечала ему, но плакать перестала.
Мне же было невыносимо всё это слушать и видеть столь жалкие попытки двуличного ублюдка запудрить моему ребёнку мозги. Просто до раздирания захотелось вцепиться в "Иллюзию" и выколоть ему глаза прямо ногтями, чтобы не пялился на мою дочь впредь.
– Ты вряд ли помнишь меня и дядю Фархада, – продолжал "Иллюзия" говорить с Марьяной, но уже без особого энтузиазма. – но когда-то мы с тобой дружили. Уверен, мы с тобой очень хорошо подружимся. Вот только ты немножко подрасти, и будем мы с тобой неразлучны. Женой моей станешь. Если заслужишь, конечно.
– Ты плохой. Я не буду с тобой дружить.
Марьяна,